— Какому? — потерялась девушка.
Аля клацнула языком.
— Свадьбе, Маринетт, — почти взвыла Сезер. — Выключи идиотку. Адриан сделал это, потому что так надо, понимаешь? Насмотрелся на Курцбергов, и вот вам, пожалуйста. Да только эти двое любят друг друга до безумия, и брак для них — лучший исход; причина завести семью, пойти дальше. А для тебя — худший.
Сначала слова подруги показались Маринетт самой чертовски обжигающей и дрянной правдой, от которой она скрывалась сама несколько лет. И она уже хотела с ними согласиться, как вдруг невидимый барьер в душе девушки объявил тревогу.
— Да какая, к черту, разница, Аля?! — вскочила она с места, не позволяя Сезер нанести последний штрих в виде помады. — Я не могу с ним так поступить!
— А, ну конечно! — уже рычала Сезер. — Давай, жалей его и себя. Вперед и с песней. Выйди за него замуж, останься несчастной на всю оставшуюся жизнь и сходи с ума от безысходности, когда на Рождество и День Благодарения Габриэль будет приходить к вам в гости с кучей подарков для ваших детей, в которых видеть он будет совсем не отраду, а безнадежную, безумную тоску.
Сезер обессиленно выдохнула, с размахом бросив тушь в сумочку и опустив ладони на туалетный столик. Во всем этом чертовом круговороте была замешана Маринетт, но Аля никогда бы не позволила единственной лучшей подруге в одиночестве с этим разбираться.
Уж лучше кричать, бить посуду и ругаться. Но разобраться. Разобраться и найти выход.
— Постой, Аля…
Маринетт встала с места и медленно подошла со спины к ней, останавливаясь на расстоянии вытянутой руки. Дюпэн-Чэн нервно начала вертеть в руках кружево на оборке корсета.
— … ты пытаешься отговорить меня? Отговорить от брака с Адрианом?
Сезер развернулась на сто восемьдесят на каблуках к подруге и посмотрела на нее тем самым как-ты-порой-меня-бесишь взглядом.
— Нет, черт возьми, просто так распинаюсь, — закатила глаза Аля. — Подруга, я видела, какая ты была счастливая те две недели. Я же не спроста подумала, что ты беременна, — добавила она. — И я видела, как ты была несчастна все два месяца, пока шла подготовка к свадьбе. Я — журналист, если ты не забыла. И ты стала моей первой открытой книгой. Неужели ты правда думала, что я не смогу сложить два и два?!
От гневной тирады подруги Маринетт спас заглянувший внутрь Нино, который объявил о том, что Маринетт пора выходить к дверям, где ее уже ждет Габриэль. Церемония начнется с минуты на минуту. И Нино скрылся за дверью. Дюпэн-Чэн помолчала какое-то время, глядя в пол и чувствуя взгляд Али на своей спине.
— Знаешь, — негромко начала Маринетт и повернулась к Але, — лучше у меня будет два дня в году, когда я смогу к нему прикоснуться, обнять его и почувствовать все, чего буду лишена с Адрианом, — девушка облизнула губы, чуть нахмурившись, — чем таких дней не будет вовсе, если обман раскроется.
Маринетт уже открыла дверь, направляясь в сторону коридора, где уже виднелся силуэт Габриэля. Она даже позволила себе измученную, обессиленную улыбку. И уже собралась ускорить шаг, но…
— Ты ненормальная, — услышала она голос подруги рядом и тут же остановилась. — Гробишь не только себя, но и его.
Маринетт проследила за кивком Али и увидела, как Габриэль, невероятно потерянный, в костюме с иголочки, с прямой спиной и лихорадочно сухими глазами смотрел вперед, скрестив руки на груди.
— Не будет ни победителей, ни проигравших в этой ситуации, — сказала Аля, глядя вперед. — Больно будет в любом случае. Двум из трех. И тебе будет больнее вдвойне, потому что ты и в той, и в другой группе.
Маринетт молчала несколько секунд, а после тяжело вдохнула.
— Аля, ты должна пообещать мне.
— Что именно? — взглянув на подругу, спросила она.
— Молчать, — ответила она, не в силах оторвать взгляда от Габриэля. — Молчать как можно тише.
И, не дожидаясь ответа подруги, направилась к дверям и встала возле Габриэля, не поднимая взгляда. Платье было тесным, мешало нормально дышать. А стоя с Габриэлем, просто вдохнуть теперь казалось непосильной задачей. Маринетт не сразу поняла, что звуки органа заполнили просторный холл уже довольно давно, учитывая тот факт, что обе пары шаферов с подружками невесты, которыми были Курцберги и Нино с Алей, уже почти дошли до алтаря.
Маринетт взяла Габриэля под руку и тяжело вздохнула, двинувшись вперед. Она непроизвольно сжала побледневшими пальцами ткань на рукаве его пиджака. Габриэль постарался сохранить хладнокровие, однако почувствовал, как пальцы Маринетт чуть сильнее на мгновение сжали его руку.
Маринетт не замечала ничего, что творилось вокруг. Не видела восхищенных взглядов, направленных на нее. Не замечала, как все просто задерживали дыхание, глядя на платье. И совершенно не обращала внимания на человека, который уже стоял у алтаря.
Она не любила того человека. Она любила мужчину, за рукав которого цеплялась в эту секунду так, будто это была ее спасительная соломинка. Будто этой хваткой она просила его о спасении. Просила, ментально крича. Но он не слышал.
Остановившись у алтаря, Габриэль усилием воли заставил себя повернуться к ней. А Маринетт понадобилось все свое мужество, чтобы отпустить его руку. Отпустить, зная, что больше к ней не прикоснется. Она повернулась к нему, и Габриэль, медленно наклонившись, прикоснулся губами к ее лбу, закрыв глаза.
Девушка зажмурилась. Он, кажется, правда решил добить ее. Он опустил ладонь на ее волосы и в последний раз вдохнул ее запах. Господи, он любил ее. Он так ее любил, вы даже представить себе не можете. И в этот невинный поцелуй он вложил все то, что не сказал ей сегодня.
Все то, что теперь нельзя будет сказать. Ему теперь придется молчать. Молчать как можно тише.
Маринетт чувствовала, как внутри у нее что-то умирало. Аля видела, что происходило с ее подругой. Видела, как Маринетт ломало. Как девушка опустила на мгновение пальцы на запястье Габриэля — на руку, которая была на ее волосах — и в следующую секунду отдернула ее, будто это был страшный, опасный огонь.
Повернувшись к алтарю, Маринетт заставляла себя подниматься на три ступеньки и не оборачиваться на человека, который уже занял свое место на первом ряду, чувствуя себя так, будто проглотил пригоршню стекла.
Священник что-то гулко заговорил, но Маринетт не слышала ни слова. Ее словно оглушило. Она только периодически смотрела на Габриэля, добивая себя только сильнее. Смотрела, выпав из реальности, и даже не заметила, как Адриан уже произнес клятву.
— Маринетт? — старческий голос священника заставил ее обернуться. — Повторяйте за мной.
Девушка с дрожью вдохнула и кивнула, снова посмотрев на человека, жизни без которого она, черт возьми, просто не представляла. Все не имело смысла без него. Все. Абсолютно.
— Я, Маринетт Дюпэн-Чэн, — начал священник, заставляя Маринетт посмотреть на того, кто стоял перед ней.
— Я, Маринетт Дюпэн-Чэн, — повторила она.
— … беру тебя, Адриан Агрест…
Внутренности завязались в узел, в глазах взорвались искорки. Девушка сглотнула. Она помолчала несколько секунд. Адриан мягко вскинул брови, побуждая девушку продолжить, но Маринетт внезапно перестала видеть перед собой его. Она видела напротив себя Габриэля. Видела, как он держал ее за руки.
И это могло бы произойти.
Могло бы, но…
— Беру тебя, Адриан Агрест.
В ушах зазвенело. Гулкие апплодисменты заполнили просторный зал, эхо оваций окутало небольшую церковь огромным вакуумом, и спустя бесконечную патоку времени, события которой смешались у Маринетт в одну неразборчивую кашу, она уже сидела за столом для молодоженов на банкете в честь самого глобального события года города любви.
— Ты такая красивая, Маринетт, — без умолку щебетала Хлоя, обнимая подругу и смаргивая слезы. — Я так за тебя рада. Наконец это случилось!