Со всех сторон на молодоженов сыпались поздравления, Адриан светил белозубой улыбкой без остановки, поднимал бокал вместе с Маринетт, когда кто-либо произносил тост, и, кажется, правда был безгранично счастлив. Маринетт была уверена, что что-то у нее внутри непоправимо сломалось, надломилось, треснуло так, что никогда уже больше не починишь.
Она смотрела не на супруга все это время, она смотрела на него. Молчаливого, убитого ее ответом в церкви. Человека за первым столиком для близких родственников, который сбросил неимоверно тяжелый груз выбора на ее хрупкие плечи и даже не попытался хоть как-то помочь. Но Маринетт понимала.
Какой-то частью сознания понимала, что сделала неправильный выбор.
— Ну что, подруга, танец отца с дочерью, — чуть улыбнувшись, коснулась ее руки Аля, — как ты и хотела.
Сезер готова поклясться, что за все долгие годы дружбы с Маринетт она ни разу не видела ее такой. Але казалось, что кольцо в семь каратов обжигало бледную кожу на фаланге пальца Маринетт. Ей было ее жаль. Жаль так сильно, что она даже не могла подобрать слов.
— Ты же этого хотела, верно?
Маринетт переводит взгляд на лучшую подругу, и в глазах девушки тут же встают слезы. Я хотела совсем не этого, Аля.
— Да, разумеется.
Аплодисменты и громкое улюлюканье снова заполняют роскошный зал, оформленный в бежевых тонах, и Маринетт вкладывает ледяную ладонь в широкую руку папы, выходя с ним в центр танцплощадки. На сцену выходит начинающая французская певица и начинает петь действительно красивым голосом кавер на одну из песен Селен Дион.
Том осторожно приобнимает дочь.
— Солнышко, ответь мне, только честно, — внезапно произносит он, кружа дочь в танце.
Маринетт поднимает взгляд.
— Ты счастлива?
Слабая улыбка трогает сухие губы девушки, и взгляд медленно переводится за спину отца, за тот самый первый стол, останавливаясь на том самом человеке. Внизу живота все сжимается от осознания утраты, в горле встает ком. Так близко и так далеко. Руку протяни — схвати, пожалуйста! В его глазах обреченное серое море.
— Счастлива, — она старается, чтобы голос был тверд. — Очень счастлива.
На лице Тома расцветает улыбка. Это все, что он хотел услышать.
После завершения танца Том целует дочь в лоб, трепетно-трепетно, и передает ее руку в ладонь супруга, а сам тихо просит, умоляет даже: “Береги ее.” Адриан кивает, целует жену в висок, дает обещание. Маринетт закрывает глаза, представляя на своей коже губы другого человека. Ей становится мерзко от самой себя в ту же секунду.
— Дорогие гости, приглашаю всех в центр зала. Веселимся!
Ведущий, полный энтузиазма и харизмы, как и было указано в его анкете, выходит в центр зала сам и зазывает всех на танцы. Гости встают со своих мест, тянут за руки друг друга, чтобы по-королевски погулять на самой масштабной свадьбе этого года, а Маринетт чуть машет ладонью на приглашение Адриана, ссылаясь на то, что ее корсет слишком перетянут, и она немного передохнет, а затем присоединится к нему.
Все места гостей оказываются пустыми, за исключением двух.
Её и…
Она ловит его взгляд, не прилагая ни капли усилий. Тяжелый и серый январский лед тает в мгновение ока, сменяясь чем-то потерянным и обреченным. Он смотрит на нее, и Маринетт может поклясться, что на нее никто никогда так не смотрел. Ее почти подталкивает с места невидимая сила.
— Подруга, я бы тебе посоветовала на свежий воздух сходить, — из ниоткуда появляется Аля, — я правда перетянула тебе корсет.
Сезер смотрит на нее долгим, пронзительным взглядом, и он оказывается красноречивей всяких слов. Аля понимает. Аля все, черт возьми, понимает, поэтому делает вид, что не замечает, как спустя всего двадцать одну секунду после ухода Маринетт из зала, следом выходит Месье Агрест.
Она ударяется открытыми лопатками об дверцу туалета, и слабая боль проводит две полосы по выступающим косточкам, но Маринетт в следующую секунду забывает об этом. Габриэль сжимает ее бедра, подхватывая девушку на руки и заставляя ее обвить ногами свою талию, в то время как губы мужчины жадно впиваются поцелуем в запретные губы напротив.
— Ты сделала это… Ты все равно… — убрав рукой мешающий подол платья, расстегивает он одной рукой ремень на брюках, второй удерживая Маринетт, сильно прижатую к стене.
— Замолчи. Просто молчи, — жадно впивается в его губы девушка, обвивая рукой шею.
Он вбивает ее в стену, жадно хватая пальцами бедра и стараясь не метить зубами открытые участки кожи, а она стонет в его губы, зажмуривается и рассыпается на сотни осколков, принимая его в себя снова и снова и проклиная за то, что сделала. За то, что делает.
И за то, что будет делать.
Он поправляет волосы, завязывает бабочку и одергивает жилетку, не сводя с нее взгляда ни на секунду, когда запотевшее зеркало в уборной начинает постепенно принимать божеский невинный вид. Она разглаживает платье, старается хоть как-то сохранить остатки помады, вставляет в прическу упавший на пол бутон белой розы.
И не смотрит на него в ответ.
Машина молодоженов уезжает в свадебное путешествие двумя часами позднее, все машут в закрытые окна, провожая новоиспеченную пару Агрестов и намереваясь продолжить веселье уже без главных виновников торжества. Адриан берет Маринетт за руку и улыбается, а она смотрит на него лишь секунду и снова ловит взгляд Габриэля в самой дали гостей за мгновение до того, как автомобиль трогается с места.
В первую брачную ночь Маринетт лежит под ним, исполняет супружеский долг, чувствует чужие-родные губы на своей шее и смотрит на то, как по белоснежному потолку бежит полоса света. И лишь одна мысль красным баннером мелькает у нее в голове.
Ничего еще не кончено, все только начинается.
Комментарий к Глава VII. Молчи
Я возвращаюсь к ним. Да, спустя три года. И да, с 9 новые главами. Ничего не закончено, все только начинается ;)
========== Глава VIII. Янус ==========
Один год после свадьбы Маринетт и Адриана
— Это так необходимо?
Маринетт старалась скрыть раздражение, но у нее не получалось. Вся эта ситуация в целом вызывала противоречивые чувства, и больше всего — озлобленность, потому что Адриан все сделал сам, не спросил ее мнения по этому вопросу и просто поставил перед фактом. А супруги, вроде как, после принесения клятвы все должны делать вместе, разве нет?
— Нам нужна консультация, Маринетт. Ты не можешь этого отрицать.
За прошедший год многое изменилось. И уклад жизни, и сама жизнь. Маринетт уволилась из кофейни через пару дней после свадьбы и, хотя ее начальник Монти очень не хотел ее отпускать, ему все же пришлось, и девушка впервые увидела, что у него глаза были на мокром месте. Она обняла его на прощание и обещала иногда заходить, но даже это обещание выполнить она не смогла.
Маринетт окунулась в совершенно другую, отличную от кофейной, сферу, и она оказалась в списке со сноской “голубая мечта”, потому что она стала работать в модной индустрии, и не просто “где-то”, а там, где ей самое место. Возле кого ей самое место. Она даже не проходила собеседование, одобрение на должность ассистентки Габриэля она получила в тот самый момент, когда испытала третий за ночь оргазм, опьяненная его желанием держать девушку возле себя как можно ближе.
Первые месяцы она занималась лишь офисной работой, приносила договоры, назначала встречи, отвечала на звонки, задерживалась до позднего вечера, мычала в ладонь его имя прямо на его столе. Со временем он начал позволять ей присутствовать на встречах, общаться с швеями, рекламодателями, ездить с ним в командировки.
Она почти перестала появляться дома, почти перестала видеть мужа, вся ее жизнь крутилась вокруг него. Габриэль стал для нее центром Вселенной, совершенно не понимая, что она также являлась центром его мироздания.