В те немногочисленные перерывы между показами, новыми коллекциями и бесконечным потоком командировок Маринетт снова надевала обручальное кольцо, целовала мужа и была примерной женой, считая минуты до следующей поездки в Милан или Мадрид. За этот год Хлоя и Натаниэль стали родителями, назвали дочку прекрасным именем Софи и окунулись в родительский долг. Нино все же сделал Але предложение, и они обручились.
Маринетт по-прежнему порой извиняется за то, что из-за самолета чуть не опоздала на церемонию лучшей подруги. Аля уже в положении, по прогнозам, кажется, будет мальчик, и беременность так ей идет, что даже вызывает у всех добрую зависть. У всех, кроме Маринетт. Девушке не на руку обременять себя ребенком, но в последние месяцы Адриан буквально с цепи срывается.
“Зачем мы с тобой поженились, если дети не входили в твои планы?!” — закричал Адриан однажды.
И Маринетт не могла его винить. Все их друзья либо уже были родителями, либо готовились ими стать. Все они были счастливы, до края земли любили друг друга, а Маринетт не могла иногда на них смотреть, едва справляясь с позывами рвоты. Ей это не было нужно. Ей нужен был только он. Человек, с которым ее связывает самая грязная и страшная тайна из всех возможных.
— Почему ты решил, что нам это надо? Это нужно тебе, меня ты даже не потрудился спросить, — раздраженно выдохнула девушка.
— Маринетт, — он глушит двигатель автомобиля, — прошел целый год после свадьбы и… Я люблю тебя, знаешь же, да? Люблю, малышка. И очень хочу, чтобы мы тоже могли быть… полноценной семьей.
— Ах, то есть сейчас мы не полноценны?
— Не передергивай, Маринетт, пожалуйста, — хватается Адриан за переносицу. — Я просто хочу знать, все ли у нас в порядке.
Девушка едва не закатывает в раздражении глаза от этого “нас”, но сдерживается.
— Пожалуйста.
Маринетт смотрит на него и понимает, что не может винить его за простое желание иметь детей. Они вместе уже четыре года, один из которых провели в браке. Но брак ли это? Ее совершенно не бывает дома, потому что она не хочет в нем находиться. Ее не разрывает от любви к мужу, а в те редкие моменты интимной близости она представляет другого человека и просто хочет, чтобы это побыстрее закончилось.
Что за грязную игру она затеяла? Они оба. И внутренний голос вторит: “Во имя любви.”
Маринетт фыркает.
— Ты смеешься? — не понимает Адриан.
— Аллергия, — отмахивается она. — Хорошо, Адриан, — кладет она ладонь на ручку двери, — так и быть, давай узнаем, всё ли у… нас в порядке.
Адриан улыбается, а Маринетт этой улыбкой хочется вскрыть себе вены.
С ними обоими врач репродуктолог разговаривает на интимные темы, спрашивает о том, как протекает их половая жизнь, хотя в целом выглядит вполне приличным человеком. Он одиннадцать раз — Маринетт считала — говорил о том, что такова его работа, и он лишь хочет им помочь, но все равно это выглядело как-то некорректно. После общего диалога их повели в разные лаборатории, чтобы взять необходимые для первого визита анализы крови и чего-то еще, и вот тогда Маринетт не на шутку начала нервничать.
— Вам нехорошо, мадемуазель? — спрашивает ее сестра, держа в руках внушительных размеров шприц с тонкой иглой.
— Я… да… Я да.
Адриан сгибает руку в локте и прижимает к себе, когда врач наконец заканчивает.
— Что-то еще необходимо сегодня сдать?
— Нет, месье, на сегодня это всё, — снимает с рук перчатки док. — Я уверен, что никаких аномалий или отклонений нет. Вы молоды и здоровы, мне кажется, мы найдем решение вашей ситуации в ближайшее время.
Адриан с благодарностью кивает, захватывая сумку и уже хочет идти в приемную, чтобы дождаться с процедуры Маринетт, как вдруг вопрос, долгое время обжигающий его легкие, наконец срывается с языка.
— Дело может быть во мне? В моей… способности… к продолжению рода?
Врач снимает очки и кладет их на стол, внимательно глядя на пациента.
— Месье Агрест, в вашем возрасте таких проблем не бывает. Я повторю, что уверен: все на поверхности. Мы проанализируем результаты ваших с женой анализов и пригласим вас на встречу, чтобы обговорить детали.
Адриан кивает, но легче ему не становится.
— Месье Агрест! — снова окликает его врач. — Вы станете отцом, даже не сомневайтесь.
Ждать Маринетт в приемной ему не приходится, потому что, едва закрыв дверь кабинета своего врача, парень видит ее в кресле возле стойки регистрации. Адриан садится к ней рядом, слегка сжимая ладонь. Руки у девушки холодные.
— Ты быстро, — замечает Адриан, — я боялся, что придется подождать, и тогда я бы опоздал на фотосессию. Почему ты так быстро?..
— Мне стало нехорошо, — убирая ладонь из его руки, произносит Маринетт и слегка трет лицо. — Я вернусь в клинику завтра, всех врачей я уже предупредила.
Адриан касается ее бледной щеки пальцами и слегка проводит подушечкой большого пальца по скуле. Он так ее любит. Боже, как он ее любит.
— Прости, что так вышло.
— Не нужно извиняться, Маринетт. Все в порядке.
Он мягко целует ее в губы, и Маринетт даже не отстраняется, потому что так надо. Он подвозит ее домой и едет на фотосессию, а девушка вводит на телефоне давно заученную комбинацию номера, стоит машине скрыться за поворотом, и ровно через два гудка слышит голос человека, от ноток которого сразу же становится легче.
— Когда ты скажешь ему?
Его губы ведут цепочку поцелуев от уха по шее и вниз, кончик языка юрко ласкает ямочку на ключице, от чего Маринетт раньше таяла, как пломбир на июльском солнце, а сейчас лишь обреченно смотрит перед собой, умоляя все свое существо, чтобы ее перестало так переклинивать от одной только мысли, чего хочет от нее Адриан.
— О чем? — отрешенно отзывается она.
Его губы замирают на остром плече брюнетки.
— О том, что у тебя спираль.
— Не нужно ему знать, — в грубой форме реагирует она.
Габриэль останавливает цепочку поцелуев, горячий воздух над ее ухом колышет прядь ее волос.
— Как ты объяснишь это репродуктологу? Сегодня ты избежала анализов, но однажды их придется…
— Я не хочу говорить об этом сейчас, Габриэль, — чуть повернув голову, дерзко отвечает Маринетт, ощущая спиной горячее тело мужчины.
Агрест хмыкает, убирает ей волосы рукой на правое плечо и с влажным звуком целует левое, чуть покусывая кожу. Внизу живота девушки все дрожит, она сухо сглатывает и прикрывает глаза.
— Ты не хочешь детей?
Маринетт резко открывает глаза, чувство эйфории снова уходит.
— Ты сейчас серьезно? — уже правда злится она.
Мужчина усмехается, ведет рукой по внешней стороне ее бедра, наслаждаясь ее наготой. Он так привык к ней, к изгибам ее тела за это время, но каждый раз исследует каждую родинку и каждый сантиметр ее кожи, как в первый.
— Несерьезно, — шепчет он. — Но послушай… Год прошел, я думаю, тебе стоит…
— Опять принимаешь решение за меня? Как со свадьбой? — поворачивает к нему голову Маринетт.
Габриэль пронзает серым взглядом ее глаза, но вскоре смягчается, хмыкает и зарывается носом в ее шею.
— Нет, — только и отвечает он.
Рука мужчины скользит от колена выше, чуть сжимает внутреннюю сторону ее бедра, придвигает девушку к себе ближе и прикасается пальцами к влажной плоти, вызывая ее сдавленный вздох. Она обхватывает его руку своей, направляет, руководит им, делает так, как нравится ей. Они привыкли к этому. Они оба.
Привыкли угадывать свои желания. Понимать их, исполнять. Подчиняться.
— Мы с ним… почти не бываем… вместе, — задыхаясь, с паузами произносит она.
Габриэль активнее двигает пальцами в ней, ласкает грудь, наслаждается ее тяжелым дыханием.
— Но ребенок, — шепчет она, на мгновение открывая глаза, — это важно для него.
Возбуждение становится невыносимым, Маринетт разворачивается, садится на него верхом и сжимает пальцами волосы на затылке Габриэля, отдаваясь ему целиком.