— Ну же, Маринетт, — почти умоляет он.
— Поговорим о коллекции, — резко сменяет тему она.
Габриэль делает еще небольшой шаг, чувствуя, как бешено бьется сердце, и трет губы тыльной стороной ладони. Начать. Нужно лишь начать.
— Это не твоя вина, Маринетт.
Руки девушки замирают, дыхание на мгновение сбивается, и она резко мотает головой.
— Я не хочу говорить об этом.
— Но нам нужно это сделать. Это не твоя вина, Маринетт, я повторяю. Не твоя.
Девушка поджимает губы, разжимает побелевшие от злости пальцы, оставляя на полу булавки, и встает на ноги, одергивая юбку. Она не поворачивается к нему лицом. Не может. Не может найти в себе силы посмотреть на него и какое-то время молчит.
— А чья? — наконец произносит она. — Твоя? — дергает она линией плеч. — Адриана? — укол под сердцем и шепот: — Детей?..
Габриэль сухо сглатывает, заставляя себя сделать еще шаг к ней. Как он хочет увидеть ее лицо, обхватить ладонями, целовать каждый сантиметр кожи, нос, щеки, губы и лоб и шептать нескончаемым потоком просьбы о прощении. За то, что тогда ушел. За то, что оставил ее одну. За то, что между ними теперь эта пропасть.
— Это случилось, потому что случилось…
И она не выдерживает. Оно взрывается в ней разрядом тока и шашкой динамита в пороховой бочке.
— Я носила под сердцем твоих детей, Габриэль! — резко повернувшись к нему, почти кричит она. Лицо девушки изломлено судорогой скорби.
Мужчина замирает, оглушенный, сжимая кулак в кармане брюк и впиваясь в ладонь короткими ногтями, чтобы цепляться за реальность. Он чувствует себя так, словно его окатили ведром ледяной воды, но ни один мускул на его лице отрепетированной годами холодности не дрожит, в то время как внутри от ее слов всё начинает биться в агонии.
— И я не сберегла их! — дрожащим голосом продолжает она. — Я хотела, видит Бог, я хотела, чтобы их не было, — глядя ему в глаза через дымку слез, выдыхает Маринетт. — Я думала об этом каждый день, Габриэль, — на мгновение смотрит она вверх, смаргивая накатывающие слезы. — Думала о том, что они все испортят! Что они разлучат нас!
Маринетт с силой прижимает ладони к лицу и, с всхлипом выдыхая, опускает руки вниз.
— Это были мои поганые мысли, Габриэль. Из-за них наших детей не стало, — выдыхает она дрожащее признание. — И это моя вина.
Маринетт смотрит на него. Застывшего, точно статуя, бледного, со сведенными на переносице бровями, и ей хочется закричать на него. Заорать в голос, сорвав голосовые связки, потому что он снова молчит. Он всегда молчит, абсолютно не умея говорить с людьми вне светских вечеров. Не имея навыков общения ни с кем.
Даже с ней.
— Скажи что-нибудь, — шепотом просит она, — хватит молчать. Ты постоянно молчишь, Габриэль, черт тебя дери, — цедит она сквозь зубы, делая к нему несколько шагов, и останавливается так, что врывается в его личное пространство, глядя в глаза.
От него пахнет так же. Так, как и от нее все эти два месяца. Она чувствует. Девушка теряет весь свой запал гнева, когда видит, как он начинает дрожать. Нижняя губа мужчины дергается, грудная клетка начинает трястись.
— Габриэль?..
— Закрой глаза, — дрожащим шепотом требует он.
Маринетт не слушает его, глядя на то, что происходит сейчас с ним. С ними обоими.
— Закрой! Я не хочу, чтобы ты…
Он не находит в себе силы, чтобы договорить. Вынимает дрожащую ледяную руку из кармана и сам тянется к ее лицу, закрывая пальцами веки. В наступившей темноте Маринетт слышит то, что никогда в своей жизни не слышала. Габриэль громко всхлипывает, и из души мужчины вырывается сдавленный гортанный крик, который он глушит в своей ладони.
Маринетт вздрагивает, но не открывает глаз, как он и попросил.
И в следующее мгновение он падает перед ней на колени и прижимается широким лбом к ее плоскому животу, трепетно обнимая руками худую талию. Его руки дрожат, и он плачет. Горько плачет при ней, содрогаясь всем телом. А она не выдерживает и открывает глаза, опуская вниз голову.
Пальцы девушки гладят его по волосам, она крепко прижимает его к себе и ничего больше не говорит.
Пропасть между ними медленно начинает затягиваться, аккуратными стежками штопая два потерянных месяца.
========== Глава XIII. На дне ==========
Два года и три месяца после свадьбы Адриана и Маринетт. День рождения Адриана.
— У него такие красивые маленькие пальчики, — тихо шепчет Маринетт. — Он похож на Нино, но глаза у него… Твои, Аля.
Маринетт лежит на постели, подложив руку под голову, и смотрит на то, как Эллиот, забавно посапывая, цепко держится смуглыми пальчиками за ее указательный палец. Малыш он спокойный, с ним Але и Нино не так тяжело, как Курцбергам с Софи.
Девушке нравится иногда засиживаться дома у Ляифов, возиться с Эллиотом и совершенно ни о чем не думать. Своеобразная терапия с мальчишкой оказывается невероятно полезной, и Але отрадно, что она хоть как-то смогла помочь лучшей подруге выбраться из всего этого кошмара, что тянул Маринетт на самое дно.
После годовщины Маринетт стало лучше, Аля решила, что неделя на соленом воздухе и в теплом песке сыграла немаловажную роль, хоть и удивилась, что подруга приехала с моря совершенно не загорелой.
Маринетт не сказала ей. Маринетт никому не сказала. Снова.
Она хмурится, осознавая такую незначительную мелочь только сейчас. Аля, которая знала о ней буквально всё, теперь всего о ней не знает.
— Маринетт?..
Аля слишком внимательна ко всему, что ее окружает. Она может делать вид, что не догадывается, но она не идиотка. Ее подруга всегда была самой открытой книгой из всех возможных, но даже она за два года фальшивого брака, опутанного толстым слоем паутины лжи, со временем стала трудно читаемой.
— Ммм? — поднимая глаза на подругу, реагирует она.
— Как ты себя чувствуешь?
Маринетт ведет линией плеч, на мгновение хмуря брови, и чуть хмыкает, не замечая в заданном вопросе подтекста. Было время, когда они с полуслова понимали друг друга. Аля скучает по этому времени.
— Превосходно, — свободно отвечает она и смотрит на подругу.
У Али столько вопросов на языке вертится, столько мыслей, что одна заглушает другую. Она обещала Маринетт в день свадьбы, что будет молчать, и два с лишним года слово свое держит, однако… Маринетт никакого обещания не давала. Так почему же она тоже молчит?.. Тишина затягивается, принося дискомфорт; девушка смотрит на часы и хмурится.
Спустя мгновение, Маринетт осторожно вынимает палец из цепкой хватки мальчишки, не потревожив его сон, и аккуратно встает с постели, забирая с тумбочки свою сумку.
— Мне пора домой, нужно многое успеть сегодня сделать. Шестерки подъедут через полчаса, а я еще хотела заехать кое-куда по делам.
Аля чуть сжимает в замке руки и привстает с места.
— Давай, я помогу… Только вещи Эллиота быстренько соберу и…
— Не нужно, — обрывает ее Маринетт. Девушка снова садится на место, прекращая суетиться. — Аля, все в порядке. Я справлюсь сама, у меня в подчинении будет не больше десяти человек.
Аля чуть кивает, непроизвольно хватаясь пальцами за спинку кресла и искоса поглядывая то на свое отражение в зеркале, то на стоящую рядом Маринетт, надевающую туфли на высоком каблуке. Девушка впервые обращает внимание на то, как всего пара лет изменила их обеих. Она — уставшая мама в клетчатой рубашке с разводами молока в области груди, кругами под глазами от недосыпа и отекшими лодыжками.
И Маринетт — совершенная. Стройная, одетая по последнему писку моды, величественная. Не зашуганая девчонка из школы, запинающаяся за собственные ноги, а ассистентка лучшего модельера Европы, которая носит строгие костюмы и туфли на высоком каблуке, о которых в школьные годы даже думать боялась, но…
Несчастная. За всей этой мишурой Аля видит, как она несчастна. Знает, что ей пришлось пережить, и что она творит последние два года и три месяца. Их связь с Габриэлем отравила ту маленькую девочку с хвостиками и в розовых балетках, которую знала Аля. Перед ней стоит совершенно другая женщина. Именно женщина, с тяжелым багажом ошибок за спиной, что волокутся за ней по земле, оставляя после себя грязный, смердящий след.