— Я хочу сказать, что я устала, — наконец правда. — Эти два года… выжали из меня все соки, — она недолго молчит. — Я думаю, нам стоит взять… паузу.
Габриэль озадаченно смотрит на нее, делая полушаг вперед.
— Взять паузу?
— Да.
— И что это значит?
Она делает шаг ему навстречу и смотрит в упор, без тени страха и сомнений. С полной уверенностью в том, что сейчас скажет.
— Это значит, что что мы не будем вместе… какое-то время.
Габриэль замирает, не принимая сказанное, и забавно усмехается, на мгновение коснувшись пальцами лба.
— Постой, о чем ты? — нервно смеется он. — Что значит “не вместе”? — и зачем-то улыбается. Не принимает.
Маринетт молчит, и у него это отсутствие ответа вызывает дрожь в коленях.
— Мы всегда вместе, — констатирует он факт. — Мы с тобой. Мы не можем быть раздельно, ты говоришь какой-то бред. Маринетт…
— Я решила, Габриэль.
Он нервно, надрывно смеется, проводит рукой по волосам и без надобности поправляет свои очки.
— За нас обоих?!
— Ты часто принимал за нас обоих решение, — идет она к небольшому дивану и берет с него небольшую сумку. Дорожную сумку.
Габриэль чувствует, как в груди что-то тревожно начинает пульсировать.
— Нет, — сбивается с мысли он, — нет, это совсем другое!
— Я устала думать о том, что спасет нас, Габриэль, потому что ничего уже не спасет. Мне пора подумать о том, что хоть как-то спасет то, что от меня осталось.
Он не верит в происходящее, лишь заторможено смотрит на то, как она накидывает на плечи пальто.
— Мой самолет через два часа, мне нужно идти.
И Маринетт просит, ментально умоляет и себя, и его, чтобы он не предпринимал никаких попыток это остановить. Но у Габриэля на этот счет другие планы.
— Маринетт, это какой-то бред, — его голос звенит от тревоги, — пожалуйста, не глупи. Оставь вещи. Останься.
— Я не могу, — и не смотрит на него в ответ.
Слишком много их в этом доме, в этой комнате и в этом мире. Слишком много всего за эти два с половиной года, слишком много убитых чувств, разрушенных судеб и неоправданных смертей. Слишком много для двух людей. Слишком много для одной жизни. Слишком слишком.
— Ты хочешь, чтобы я умолял? — его голос врезается ей в лопатки.
Маринетт останавливается и все же оборачивается. И это еще одна ее ошибка.
— Не говори чепухи, Габриэль, я…
— Я готов умолять.
Это происходит за пару секунд, Маринетт даже не успевает толком ничего понять, но Габриэль делает к ней два широких шага и встает на колени, обвивая руками худую талию девушки. Сумка падает из ее рук, и с предохранителя спускаются остатки эмоций, которые, как думала Маринетт, погибли в ней окончательно.
— Габриэль, встань, — в горле встает ком, — пожалуйста, — шепотом.
— Я не могу отпустить тебя, — она чувствует вибрацию его голоса на своем животе, — я не могу, — теплые широкие ладони сжимают ее талию.
— Габриэль, — в глазах закипают слезы, когда она пытается оттолкнуть его от себя.
Она пытается, и у нее не выходит. Габриэль слишком сильно запустил в нее свои корни, и у нее почти не выходит хоть как-то вытравить его из себя. Он не просто в ней, он — часть ее.
Габриэль обнимает ее сильнее, поддевает пальцами кромки ее блузки и целует теплые участки кожи живота, чуть выше линии белья, правее аккуратного пупка. И ее лихорадит, с ума это сводит. Даже эта токсичная, отравленная любовь между ними — всё равно любовь. И ей потребуется немало сил, чтобы начать учиться жить без нее.
— Габриэль, — сказать, надо сказать, — ты убиваешь меня. Наша с тобой связь… слишком разрушительна, — она сдается и запускает пальцы в его волосы, зарываясь в них пальцами.
Последний раз. Один-единственный. Пожалуйста.
— Мы убиваем друг друга, — наконец произносит она, зажмуривая глаза. — Я измотана, Габриэль.
Он замирает, не убирая рук с ее талии, а губ с теплой кожи, потому что она гладит его по волосам. Гладит так, как никто и никогда. Так только она умеет. И он рассыпается в ее ласке, умирает в ней, в ее руках, морально разлагаясь внутри с удвоенной силой.
Маринетт молчит, и он тоже. Ее пальцы ласкают мягкие светлые пряди, а взгляд устремлен куда-то в пустоту, потому что сейчас она скажет это.
— Если ты правда меня любишь, дай мне уйти.
И это ставит точку.
Август открывает ей дверь салона автомобиля и забирает дорожную сумку, чтобы убрать ее в багажник. На улице прохладно, но ветра особого нет. Она стоит в пальто, но ей холодно. Он стоит в жилетке, но ничего не чувствует. Маринетт бросает на заднее сидение перчатки и поворачивается к нему, останавливаясь на расстоянии двух небольших шагов.
Девушка протягивает вперед руку.
И это кажется нелепым. Таким, черт возьми, нелепым, если учесть все то, что между ними произошло за это время. Маринетт видит, что он опустошен, губы Габриэля сжаты в тонкую полосу, руки заведены за спину. Спину, что снова прямая, точно игла. И вот он стоит перед ней, а за плечами у каждого осознание того, что они друг с другом сделали.
Габриэль протягивает руку вперед и вкладывает в ее ладонь. Воспоминания об их первой встрече вспыхивают перед глазами так ярко, что хочется зажмуриться, но каждый из них старательно игнорирует один факт: ощущение стрелы электрического тока по ладони все те же. Всё те же. И теперь у них проносятся в голове воспоминания этих двух с половиной лет, и в горле встает ком.
Мы все разрушили.
— Месье Агрест.
Он не может произнести ни слова. Между ними слишком много. Слишком громко, пошло и грязно. Слишком откровенно, неправильно и горько. Слишком по-настоящему и слишком прискорбно. Он лишь кивает. И, когда она направляется к машине, то понимает, что он не отпускает ее руку. Не может отпустить.
Маринетт умоляюще смотрит на него, кричит буквально — пожалуйста! — и он ослабляет хватку. Тонкие пальцы медленно выскальзывают из широкой ладони, и в душе что-то надрывно ломается, заставляя резко вздохнуть.
Когда автомобиль трогается, Габриэль подносит ладонь к глазам и начинает сжимать и разжимать пальцы, словно проверяя чувствительность. Маринетт сидит на заднем сидении автомобиля с крепко зажмуренными глазами и заставляет себя не смотреть назад, сильно сжимая на коленях руки. Август переключает на вторую передачу и добавляет газу.
Аля укачивает на руках Эллиота, напевая ему колыбельную. Хлоя и Натаниэль подают заявление в детский сад, чтобы через пару месяцев начать водить туда Софи. Сабин украшает торт. Адриан читает документы на развод третий час, но все же ставит подпись. Том забивает табаком трубку.
Август сбавляет газ.
========== Сиквел ==========
Читать с Antony & The Johnsons - Angel on Fire
Четыре года после развода Адриана и Маринетт.
Аля бросает дорожную сумку и закрывает багажник форда фокуса, сжимая в ладони ключи. Девушка морщится в лучах яркого полуденного солнца и делает руку козырьком, убрав за ухо рыжий мешающий локон. Жара витает в пространстве, над раскаленным асфальтом рябит зудящий воздух. Аля мысленно воздает хвалу Нино за то, что он отремонтировал в авто кондиционер, и с закрытыми окнами до Парижа они с детьми доберутся в комфорте.
— Маринетт, — зовет она, — я убрала вещи, мы готовы ехать. Эллиот, Кристофер, попрощайтесь с Эммой. И Эллиот, помоги брату забраться в автокресло.
— Хорошо, мамочка.
Кудрявый мальчишка самостоятельно открывает заднюю дверь и, взяв подмышки младшего брата, с кряхтением подтягивает его в салон, после чего забирается туда следом. Аля поправляет очки, чувствуя, как от жары не спасет уже ничего, и делает несколько шагов вперед, чтобы немного постоять в тени.
С заднего двора выскакивает девчушка в светлом летнем платье на бретельках и, шлепая босыми ногами по нагретому солнцем бетону подъездной дорожки, мчит к машине, чтобы попрощаться с мальчишками.
Аля улыбается, глядя на нее.