Ее боль и горечь, казалось, заполнили все пространство. И не помочь, потому что родных не вернуть.
- Тшш... – Мой руководитель, отлепил ее от стены и крепко обнял. – Ты не одна, ты не одна…
Они хорошо смотрелись, крупный блондин и миниатюрная брюнетка. В то время, как он оглядывался, стараясь оценить заинтересованность окружающих, она льнула к нему, в поисках поддержки. Слова утешения вначале звучали на немецком, затем на русском языке. Она не сопротивлялась, давая себя обнять, но, кажется, и идти не могла, когда он предложил. Минут через пять Кенингу удалось увести молодую женщину в свой кабинет, где еще долго слышались всхлипы и причитания.
Сегодня я завершала работу с клиентами, заполняла карточки и носилась от кабинета к кабинету, прощаясь с коллегами. Я это делала вовремя, среди персонала до конца дня шел шепоток разного рода. Почему-то вспомнились слова Вилберга о том, что за спиной каждого в этой стране идет постоянное взвешивание и оценка его действий. Ранее я к пересудам не прислушивалась, и сегодня слова бы ни запомнила, не начни немки замолкать при моем появлении.
Фразы запомнились разрозненно, но собрались в один лицемерный диалог.
- Такой позор…Такая невоздержанность. Кто это?
- Одна из его бывших. Родственники скончались, она к нему пришла.
- Кредиты погашать надо.
- А может за деньгами?
- За детьми следить следовало лучше. Тогда бы не отобрали.
- Теперь у нее будет много времени на размышление об этом.
- А если лишилась дома?
- Главное помнить, где ее пригреют…
- Да, с такими взбалмошными нужно аккуратнее…
- Слышала, как он говорил, будто бы у нее в семье были родственники из Украины.
- Дальние?
- То ли мать, то ли отец.
- Теперь их нет. Можно вернуться к отношениям…
- Зачем она ему? Несдержанность не правится.
Несдержанность? Это было горе. И чтобы получить хоть какую-то поддержку она пришла к нему, некогда родному человеку. Неужели, в их мире подобное скрывается за шторами и замками?
Я шла в салон красоты еле переставляя ноги. Последние клиенты, последний день работы. Быть может, тут и была создана 100% комфортность, но слишком холодная для меня, непонятная. Или же это мне не удалось абстрагироваться, выбирая лишь то, что я хочу видеть? А в последнее время видеть удавалось отнюдь не лучшее, как например в зачастившем ко мне итальянце.
Жгучего Грава или итальяно-американо, как я звала его про себя, первый раз пересекся со мной два месяца назад возле городской библиотеки. Я искала книгу, он - приключения. Нико с кожей удивительно светлой для итальянца, понравился мне. Было в его глазах что-то от Сереги и Алека, плюс веселый нрав, но без какого-либо чувства ответственности присущего семье Краснощек. Мы не то, чтобы сдружились, всего лишь пару раз пересеклись на улице, и вскоре я обнаружила его в числе парикмахеров-стилистов, работающим в том же салоне красоты, что и я. Он трудился в будни, я в выходные, но периодически вдвоем мы куда-нибудь выбирались.
Если это был фестиваль, то на его вкус, кино – на его усмотрение. Я особенно ни на чем не настаивала и молчала в дни наших совместных вылазок. Пока он рассказывал о себе, своих увлечениях и тонкостях парикмахерского искусства, у меня было время подумать о дальнейших своих действиях.
Обучение подошло к концу и два месяца данные Богданом Петровичем на размышления почти иссякли. Я уже сдала выпускные экзамены, но все еще не решила два маленьких вопроса: остаться здесь или вернуться домой? А если вернусь, то куда именно?
Нико что-то спросил и остановился.
Вот тут уже и я очнулась: - Что?
- Ты меня не слушаешь.
- Извини, задумалась.
- Обо мне? – просиял наглец. Только бы не начал опять рассказывать, что от него без ума все клиентки салона.
- Об отъезде. Еще ничего не решила…
- И когда решишь?
- К концу недели, сегодня только понедельник. У меня еще время есть.
Неожиданно он взял меня за руку и стиснул пальцы: - А я не думаю, так как ты. Через неделю уеду из Берлина.
- Куда?
- В Венгрию. Там у меня друг работает, подамся к нему.
- Ты поэтому не хотел устраиваться по договору?
- Временная работа мне подходит больше.
Улыбнулась и кивнула. Правильно делает Нико, нужно искать то, что тебе больше приходится по душе и не оставаться на опостылевшей работе. Отношение к делу, всегда сказывается на качестве услуг.
- А как же обожающие тебя клиентки?
- Сейчас они меня интересуют меньше всего, мной завладело намного более глубокое чувство.
Звучит это запредельно интригующе, вот только зря он мою руку тянет к своему лицу.
- Пусти.
- Да, брось! Когда ты уже перестанешь…? – вот так сюрприз, впервые вижу его недовольным, и эта вспышка мне не нравится. Откуда вдруг такой накал страстей?
- Что я должна перестать?
- Вести себя, как благородная… монашка. – Сказать хотел другое, но вырвалось это слово, или оно быстрее вспомнилось.
- Я не монашка.
- И я о том. – Не выпуская руки, шагнул ко мне. – Столько времени потрачено впустую, а ты, как глыба.
- Я тебе сразу сказала, что не свободна. – Да, я заблаговременно использовала легенду об Алеке. Подумав, что если наша болтовня и перерастет во что-то более серьезное, у меня всегда будет возможность сообщить о разрыве с бывшим. Вот только нынешняя ситуация развивалась по совсем другому сценарию. Пришлось отступить. Это был неудачный маневр, я уперлась спиной в дерево.
- Но и домой ты не спешишь. Определенно – у вас свободные отношения, к тому же ты русская…
Ответ придумывала на ходу, но твердости в голосе не убавилось.
- Не спешу, потому что жду его здесь. – Услышав эпитет в сторону национальности, я начала закипать. – Я из Днепропетровска, русский и украинский – это мои родные языки. И с каких пор национальность влияет на моральный облик? Ты себя сейчас ведешь не как…
- Оля я не из металла. – Оборвал резко.
Фыркнула, стараясь вырвать свою руку из захвата: - Да, поэтому, мне суждено течь и плавиться?
- Ты же современная девушка, у нас впереди неделя…
- Нико, отпусти мою руку, - каждое слово произношу четко.
Сейчас главное, чтобы застарелая паника не напомнила о себе. Он мне сделать ничего не сделает, но и орать: «караул» в сумеречном парке не хочется, как впрочем, и реветь, чтобы не трогал. После такого, я опять спрячусь в ракушке на год или два.
- А я нежный, - продолжил он вкрадчивым голосом.
Хорошо, что я уже не перепуганное создание, мужских тел перетрогала десятки. Знаю, куда бить, как и с какой силой. Знаю, как вызвать болевой шок, и потому сдерживаю дрожь холодной решимостью, не дать себя в обиду. Легче всего абстрагироваться. Представить, что здесь не ко мне пристают, а мою Люсю домогаются, и помочь ей никто, кроме меня не может. Тут уж не до слез.
А потому предупреждение звучит твердо: - Не приближайся.
- Очень горячий. – Обещает заигравшийся ловелас, - преграждая второй рукой путь к отступлению.
Зря не послушался и стоит с наглой ухмылкой, он же фактически открылся для удара.
- Последнее предупреждение…
- Поедем к тебе, - заявил он, стремительно наклоняясь.
Я не пожалела ни сил, ни знаний, три удара нанесла жестко и первый пришелся в горло, чтобы отшатнулся, давая место для двух других. Он успел сделать шаг назад и рухнул на колени.
- Су…! – просипел «добрым» русским словом почти без акцента. Вполне возможно учил, чтобы положительно на меня повлиять.
- От такого слышу. – Я обошла его, разминая пальцы правой руки. – Хочешь остаться с достоинством на глаза не попадайся.
Начала предостережение за здравие, кончила за упокой. Голос неприятно осип, но слез не было. Пока окончательно не расклеилась от шквала эмоций, быстро покинула парк. На пути в общагу уже сидя в такси чуть не разревелась. И не понятно от чего?
Жалеть себя - не имеет смысла, следует гордиться собой. Я перешагнула через барьер.