Умиротворенные и успокоенные словами старца, нямецкие начальники вернулись в свой монастырь.
Между тем старцевы послы пришли к князю и вручили ему послание старца Паисия. Когда послание было прочитано, иноки на словах подробнее объяснили князю все свои обстоятельства и умоляли оставить старца и братию в Секуле и не вносить смущения и расстройства в их духовную жизнь. Однако князь не уступил им. Он приказал приготовить новое письмо старцу и сделал в нем следующую собственноручную приписку: «Мы эту святую обитель предоставляем вам не только для утверждения вашего братства, но и для того, чтобы порядок вашего братства послужил примером для прочих обителей. Поэтому, окажи послушание и иди в Нямец, ничем не смущаясь».
9-го августа, в пятницу посланные вернулись с письмом от князя в свой монастырь. Когда старец распечатал письмо и увидел написанные в нем слова «окажи послушание и иди в Нямец», он заплакал и до такой степени охватила его душу безмерная печаль, что он не мог ни есть, ни пить, ни спать и совершенно изнемог телом. Все же братия были в великом страхе и в скорби и в смущении, как бы старец не умер от безмерной печали. В другом своем письме старец Паисий описывает, с каким волнением он ожидал возвращения от князя духовника Иринарха, молясь Богу день и ночь об исполнении желания остаться на прежнем месте. Но вот приехал Иринарх и на вопрос старца, что послал нам Бог, ответил, передавая старцу письмо: «Прочитав, узнаете» – и вышел из келии. Ночью, когда стемнело, в тишине, старец стал читать ответ князя и, прочитав, пришел в полное уныние – ему предписывалось не только переходить в Нямец, но переходить с тем, чтобы быть примером для других монастырей. «Кто же я, думал старец, чтобы принять такое мнение о моем недостоинстве? Я слаб и немощен, почти мертвый и душой, и телом. Я не могу собственную душу направить по пути заповедей Господних, я принял ответственность за души собравшихся около меня братий, а теперь на меня возлагается еще большая тяжесть. О, горько душе моей». Всю ночь старец проплакал. На утро собрались к нему старейшие из духовников и братии и стали со слезами умолять его прекратить безмерную печаль и подкрепиться пищею. Они говорили: «Какая будет нам польза, если ты прежде времени умрешь, а мы без тебя останемся одинокими. Что мы тогда будем делать!» Старец, видя своих духовных детей так сильно скорбящих и плачущих, помолчал немного и, обратив свой духовный взор ко Господу, тяжело вздохнул, горько заплакал и сказал: «Тесно нам, братия, отовсюду». Потом, поднявшись с постели, осенил себя крестным знамением, поклонился иконе Богоматери и сказал: «Писание говорит: „При двою или триех свидетелях станет всяк глагол“. Если вы братие так говорите, то да будет воля Божия! Идем и не хотяще». После этого он подкрепился немного пищею, но спать не мог. Затем, он призвал к себе трех духовников и несколько братий и велел им идти с письмом князя в Нямецкий монастырь, собрать там все начальство и братию, прочитать им письмо князя и затем приготовить кельи ему и другим братиям, которых он решил на первый раз взять с собой в Нямец. Посланные сделали как им было приказано и возвратились в Секуль.
Старец же в это время при содействии старшей братий сделал распределение, кому из братий переходить в Нямец и на какие послушания и кому оставаться в Секуле. Управление Секульским монастырем он поручил одному из духовников Илариону. После этого он приказал по звону собрать братию в церковь, пришел туда и сам, помолился со слезами Господу и, сообщив братиям волю князя, дал благословение остающимся на месте, утешив их словами, что каждый из них всегда может приходить к нему во всякой скорби и нужде душевной и телесной и, выйдя из церкви, двинулся в путь. Так как по своей слабости он не мог идти пешком, то для него был приготовлен экипаж, запряженный одною лошадью, а братия, как пчелы окружив его экипаж, шли рядом с ним, слушая его последние наставления. Больные и престарелые, выйдя навстречу ему из больницы, плакали, что не могут провожать его, а здоровые провожали его не менее часа и только по настойчивому его требованию, когда он им напомнил о предстоящем бдении, вернулись назад в монастырь. Некоторые же провожали его до самого Нямца, куда и прибыли в самое навечерие праздника Успения Пресвятой Богородицы в среду.
Когда старец и братия приблизились к Нямецкой обители, там зазвонили во все колокола и все нямецкие братия вышли за монастырские ворота навстречу старцу. Впереди шли три священника в фелонях и один из них держал в руках Святое Евангелие, а другие – святые кресты. Два диакона в стихарях имели в руках кадильницы. Старец приложился к Евангелию и к крестам и вступил в обитель, предшествуемый священниками и диаконами и сопровождаемый братиями обеих обителей при пении ирмосов Богородице. Войдя в церковь старец приложился к иконам, причем особенно усердно молился перед чудотворной иконой Богоматери, вручая себя и братий Ее заступлению и хранению, покрову и попечению и возлагая на Нее всю свою по Боге надежду. В своем письме к князю старец, между прочим, открывает ему одно давнее событие своей жизни, а именно, что еще до своего отбытия на Афон, в молодости, старец приходил в Нямец молиться пред чудотворной иконой Божией Матери и удостоился три раза держать эту святую икону своими грешными руками. С того времени он почувствовал великую любовь к этому святому месту, куда потом, неисповедимыми путями Божьими, ему пришлось перейти со своим собором.