Разумеется, Сипла не знал точно, чего именно надо хоронить: какие-нибудь там радиоактивные отходы, контейнеры с зараженной одеждой из Чернобыля или ядовитые химические отбросы, однако не сомневался, что - гадость. Ну и правильно! Надо же их куда-то девать, а Остров все равно богом забытый, никто тут почти и не живет, эти двое не в счет, переедут в Город, большое дело! Так что здесь самое место прятать эти поганые альфа-частицы или на что оно там, это ядерное... распадается? Альфа-частицы, бета, гамма... Во, в точности как этих мужиков звать! Ну, видать, не зря. А мужики серьезные. Глаза будто пеплом повернуты. Форма... вроде джинса, а подстежка как бы из фольга. И "револьверы"... Одно слово - "револьверы", а при них и счетчик Гейгера, и не курок, а целый компьютер, и вообще вид - что твои бластеры.
Темный лес нависал над людьми, в лицо бил ураган цветения, жарких, влажных запахов... голова слегка кружилась. Сигме приходилось то и дело одергивать себя, чтобы не налететь на Гамму или не отстать. От этого дурмана всякая чушь лезла в голову. Например, вдруг вспомнилось сто лет как позабытое: в десятом классе учился он, когда его в апреле пригласили на "открытие навигации" - речную прогулку в замечательной компании, с девчонкой, с которой он давно мечтал познакомиться, с выпивкой, гитарой, новыми магнитофонными записями... Мечта! И выходной как раз был, да вот беда: в школе именно в этот день затеяли воскресник по озеленению нового бульвара и поставили условие множеству недовольных: или пожал-те с лопатой, или - комсомольский билет на стол. Страшно теперь и вспоминать, до чего в те годы доходило... Черт бы с ним, конечно, с билетом, - а как насчет грядущих выпускных экзаменов? И характеристики в вуз? И вообще - это же всю жизнь зачеркнуть одним махом!..
Разумеется, он пришел на воскресник и весь день молча копал ямы. И такая ненависть накопилась в сердце - нет, почему-то даже не к бранчливой классной, не к дуре секретарю школьного комитета ВЛКСМ, не к зануде функционеру из райкома - а к этим вот тоненьким прутикам с клейкими, пахучими листочками! Вечером Сигав (тогда его звали просто Вовка) вышел из дому буркнув: "Я недолго, погуляю". Тело еще ломило какие бы там прогулки! - но ненависть просила выхода.
На бульваре было темно и пустынно. Вовка прошел его насквозь, ощущая себя сказочным Вырвидубом, когда играючи выдергивал из земли нежно-кудрявые прутики и хрупал их через колено.
То-то писку было в школе наутро!.. Но никто и никогда ничего не узнал. Вовка старательно негодовал вместе со всеми.
... Сигма внезапно заметил, что стоит на месте - и все его боевые товарищи тоже стоят, настороженно вслушиваясь в старческое дребезжанье дубовых сучьев. Уж не поразили ли их тоже какие-то непрощенные воспоминания?
Вдруг деревья впереди расступились, и на тропу вышла женщина.
Она приближалась неспешно, слегка касаясь рукою стволов, и вокруг начинали звучать негромкие голоса, как будто она колоколов касалась.
Наваждение, конечно!
Наконец женщина остановилась неподалеку, опустив руки и чуть склонив к плечу голову. Вокруг нее словно бы реяло марево, и призрачным казалось ее лицо в зеленоватом - сквозь кружево ветвей солнечном свете. И даже какой-то зверек, похожий на зайца, на миг выскочивший было на тропу, но сразу прянувший в кусты, тоже показался зеленым!
"Похоронщики" настороженно молчали.
Настал черед Сигмы действовать.
- А, Королева! - кашлянув, проговорил он. - Здравствуй, значит.
Она молча обвела взглядом всех по очереди, и Сигма, встретившись с ее спокойными, очень светлыми глазами, вновь, как удар ветра, ощутил сумятицу цветочных вздохов, трепет трав, суету листвы на деревьях...
- Чего молчишь? - торопливо подал он голос, чтобы развеять эту муть. - Хоть бы поздоровалась. Небось, знаешь, кто я?
У нее и ресницы не дрогнули.
- Может, она немая? - спросил шепотом Гамма.
- А леший ее знает, может, и немая, - пожал плечами Бета. - Будем надеяться, что хоть сын умеет говорить.
- Умеет! - кивнул Сигма. - Он в тресте "Горзеленхоз" работает. По осени ему повестку зашлем - хватит в глуши отсиживаться!.. Эй, Королева! Ты куда это?
В ответ на слова Сигмы глаза женщины вспыхнули, потом она резко повернулась и пошла прочь. Она уходила, а в лесу ощутимо темнело, как будто в такт ее шагам постепенно гасли какие-то зеленые свечи, и вот меж деревьев, среди дня, уже металась, грозила тьма.
- Королева! Стой! - грозно возопил Альфа, но она только раздраженно отмахнулась - и, словно повинуясь этому жесту, из травы вдруг прянула мошкара! Шевелящаяся серая завеса скрыла высокую фигуру - и обрушилась на людей.
Юрка знал, что мать не рассердится, если он не вернется ночевать. Ну, встревожится, конечно, но ведь такое уже бывало! Он провожал солнце одинокой молитвой и грезил ночь напролет в терпких тополиных кронах, совсем близко к высотам поднебесным и птичьим перелетным путям, то наблюдая весеннее презрение или осеннюю забывчивость деревьев, то внимая песнопеньям дождя, то обращая взор в задумчивое небо, по которому одна за другой шествовали святые, непорочные звезды. Но как-то раз его отвлек жаркий шепот внизу, и, опустив глаза, Юрка увидел под своим тополем безумно слившуюся пару. Он смотрел и смотрел, шалея от незнаемого, и душа его надрывалась, чувствуя себя обделенной.
Наконец, спасаясь от земного. Юрка воздел снова глаза - и ох как сыпануло небо звездами в его узкие, горячие юношеские ладони!