Допрос с пристрастием и криками. Только руки мелькают. В меня вцепились, впились поцелуем, подняли, тряхнули. Хлопки пощечин, вопли моих доблестных воинов. От нас исступленно добивались подробностей, едва давая вклиниться в их словесные потоки одним словечком. Без церемоний шуруют в наших на соплях держащихся ошметках одежды и грубо ковыряют наши раны. Мелькнул Луиджи, мать тащила его, точно мокрого котенка. На секунду встретился глазами с Бруно, выражение полной безнадежности в его взгляде кольнуло во мне состраданием.
Хаос.
Все в комнате тряслось, стучало и дрожало. Дождь по стеклу, зубы, ноги Малыша под банной простыней, мамин голос, стаканы на полке под зеркалом всякий раз, как отец заводился, вода в раскалившемся умывальнике.
Оценить обстановку. Что им известно? Что растрепал Туллио? Мама исследовала нас на предмет сохранности, тяжко вздыхая и отпуская замечания:
— Бог мой, ну и вид у вас!
— Что вы делали?
— Что с вами сделали!!
И мне персонально:
— Ну почему стоит мне отвернуться, как сразу такое случается?
Меня трясло, но я молчал смерил ее полным достоинства взглядом. Это же моя первая в жизни качественная драка! И Лене:
— Еще раз такое случится — я запрещу тебе играть с Фредриком и другими ребятами!
Руку разнесло. Она занемела и повисла.
— Ой, Никита. — Мама держала меня за руку, и в голосе ее слышались слезы. — Кажется, она сломана. Надо бы показать врачу.
Отец выпрямился на кровати.
— Подойди-ка, — рыкнул он. Его задумчивый вид говорил, что он во власти собственных размышлений, поэтому я приближался не очень уверенно, а опухшую руку спрятал за спину. — Дай посмотрю, — приказал он. С большой неохотой я предъявил мою калеку. — Сожми-ка кулак! Я подчинился. Он тихонько нажал, другой ладонью придерживая мой локоть.
— Больно?
— Вроде, — ответил я не очень уверенно.
— Вроде? А так? — Он попробовал чуть согнуть ее.
— Ай! — взвыл я, отскакивая.
Отец потер переносицу: он поступал так всегда, если не знал, что делать.
— Лучше б на всякий случай проконсультироваться у доктора. Не думаю, чтоб был перелом, но возможна трещина. И вывихнул здорово.
Вдруг он весело улыбнулся, потрепал меня по голове:
— Вот бандит! — и просиял. Я обалдело уставился на него.
Dottore Берци сочинял рецепт и одновременно беседовал с мамой.
— Перелома нет, — констатировал он. — Но возможна трещина. И вывихнул здорово.
Dottore Берци было лет пятьдесят, кругленький, лысенький человек с широченными плечами и седыми вьющимися волосами, росшими даже на пальцах. Что стоя, что сидя, он казался верзилой. Он оглушительно хохотал, а кабинет его пропах нашатырем. И приемная тоже пронашатырилась, так что меня замутило задолго до того, как я предстал пред очами целителя, а горящее у него во лбу зеркальце и вовсе смутило мой дух.
— Ну и что ты натворил? — спросил он, едва поприветствовав маму за руку. Спросил, точно в подробностях знал и о драке, и о проделке с фруктами.
Но теперь меня забыли. Я сидел с забинтованной рукой на перевязи и был обихоженным пациентом. Мама излагала свою точку зрения на архитектуру Флоренции и на пренебрежительное отношение Джуглио к гигиене. Рецепт выписывался то ли ей, то ли отцу и не имел ко мне ни малейшего отношения. Среди прочего мама пожаловалась на «бешеных». Dottore воспитанно улыбнулся и пожал плечами:
— Вечная проблема. Дети, которыми никто не занимается. Дети, у которых война отняла родителей. И заставила сбиться в банды — просто чтоб выжить. Эти дети заполонили всю Европу. Неужто у вас в Норвегии их нет?
— Не-е-т… — ответила мама, словно застеснялась.
— В Италии il sinda с Фабиани предложил их отлавливать и помещать в специальные интернаты. Но редко кто уж совсем один как перст, многие удирают, потом бродяжат, пока их снова не поймают. Мы боремся, чтоб на это выделяли больше денег, но нам мешают. Обычная история, что ни возьми. Нет денег на строительство, на нормальные дороги, на новые больницы, на помощь бедным — ни на что нет, даже на восстановление центра… Эх, синьора, да вы сами видите! У коммуны денег нет, а государство… — И он опять дернул плечиками. — Государство лучше не выполнит свои прямые обязанности, чем поможет sindaco-коммунисту. Такова реальность.