— Это все ты! Ты! Ты! Ты! Ты только о моей погибели и мечтаешь! Ты это и сделала! Кроме тебя, никто не знал, больше некому! Никто, никто не знал, ты? Ты донесла, ты! Ты! Ты!
При каждом ударе она вскрикивала, но ничего не делала, чтобы защитить себя. Руки обвисли по швам, из носа текла кровь, губа расквашена, кофта уже вся красная. Клочки волос летят на пол.
Перевернуты стулья, все кинулись спасать, навалились на Коппи, схватили, прижали лицом к столу, заломили руки. Кричали все. Женщины сбились в кучу вокруг синьоры Коппи.
— Осторожно! — услышал я голос синьоры Довери. — Осторожно, у нее перебит нос, не давите! Я была медсестрой. Положите ее на пол. Осторожно, ради всего святого, осторожно!
— Ей надо наложить швы, ей надо наложить швы! — завела синьора Касадео.
— Врача вызвали? — желала узнать синьора Краузер.
Я встретился глазами с синьорой Карнера. Она, единственная из всех, оставалась сидеть. По лицу блуждала улыбка. Синьора вообще была где-то далеко отсюда.
Коппи продолжал рычать. Теперь уже без слов, мешала скатерть. Он лягал тех, кто удерживал его.
— Врача, скорей врача, — слышалось отовсюду. Теперь Коппи рыдал, в голос, трясясь и дергаясь всем телом. Это было еще хуже. Отец таращился на все это, крепко прижимая к себе Нину. Что здесь творится? — спрашивало его лицо.
В дверях — синьора Зингони. Она возникла в платье до пят. Через плечо перекинут блестящий мех, который я видел и раньше — наверху у синьоры Касадео. Серые волосы встали башней. Вокруг шеи переливаются украшения. В ушах блестит. Взглядом может убить. Неужели только я заметил ее?! Разве никто другой не видит, что она тут? Куда девались ее меланхолия и усталость? Она торчала, как веретено, посреди язвительности и злобы. Я съежился, потому что взгляд ее шарил рядом со мной, а я знал уже: не надо мне ничего! Это их взрослые штучки! А меня все это не касается!
Когда я снова открыл глаза, ее уже не было. В дверях стоял dottore Берци.
— Dottore! — загремел отец и выронил Нину. — Вы были у Лео?
— Dottore! — крикнули несколько человек хором.
— Что здесь происходит? — спросил Берци. Вместо ответа Коппи издал несколько дурных, нечленораздельных звуков и вдруг вывернулся и освободился. Одним невероятным прыжком очутился он на столе и оттуда кинулся на распростертую на полу жену — но был поймал женщинами. Казалось, вся мощь его улетучилась, и в тот же миг на него налетели мужчины.
— Я — тебя — убью — Андреа — слышишь? — подвывал он. — Я тебя убью, убью, убью. — Голос размылся слезами и сошел на нет. Dottore Берци уже сделал укол и теперь свинчивал иглу со шприца.
Я пролез между взрослыми и рванул вверх по лестнице. В комнате забился под кровать. Это — это — это! Я рыдал.
— Что случилось, Федерико? — Мама встала на колени и заглянула ко мне. — Вылезай, Федерико, вылезай.
Она выпрямилась, и теперь я видел лишь ее колени, обтянутые цветастым платьем, и слышал ее голос:
— Что там происходит? Они что, все с ума посходили?
— Да! — крикнул я. — В столовой Коппи хотел убить жену!
— Господи, что ты говоришь. Да еще в столовой! — Мама встала на ноги. — Ну все, Фредрик, вылезай, здесь никакой опасности нет. Мы только Леню пугаем. Давай, мой золотой, вылезай и помоги мне одеть его.
Одеть Малыша? Это еще зачем? Он что, выздоровел? Значит, dottore Берци наконец-то его вылечил? Я пулей вылетел из-под кровати.
Надвигающийся вой сирен. О Господи! Это за безумным Коппи — убийцей Коппи.
— Фредди, ну иди же сюда, помоги мне с Леней. Подержи его, а я натяну свитер.
Шипение шин, вминающих гравий у подъезда. Малыш в кровати. На вид ничуть не лучше. Захлопнулась дверца машины. И у мамы вид ничуть не успокоенный. Ее спокойная улыбка видится едва-едва. Близится что-то скверное, опасное, я чую это каждой клеточкой, но что?
Тут пришел отец — с доктором Берци. Никогда раньше не видел я отца в таком виде, а Берци казался еще серьезнее, чем обычно, — и вот — спаси и сохрани! — в комнату вошли ангелы смерти! Их было четверо. Не меньше трех метров, черные.