29 апреля 1685 года случается серьезная неприятность для труппы. Актеры отправляются в Версаль, чтобы представить королю новичка, господина де Рошмора.
«Недоброжелатели оказали по этому случаю такую дурную услугу господам Барону и Резену, что король приказал исключить их из труппы — как сказано, за недостаточное почтение к Ее Высочеству супруге дофина. Труппе слишком было важно их сохранить; все наши связи были пущены в ход, все возможные пути заступничества испробованы. Наконец, второго мая они получили прощение».
Больше об этом происшествии ничего не известно, кроме того, что оно последовало вскоре за выходом «Распоряжения Ее Высочества дофины», датированного 3 апреля 1685 года и вступившего в силу после пасхи. Цель его — положить конец разным злоупотреблениям между актерами. Но на деле оно ограничивает независимость труппы и ставит ее под начало вельможи, исполняющего на этот год обязанности первого камергера двора.
«Распоряжение» определяет количество паев — 23. Оно содержит список актеров и указания, кто из них имеет право на полный пай, с какими-нибудь денежными обязательствами или без таковых, а кто на полпая. В труппе тогда состояло семнадцать мужчин и двенадцать женщин.
Тут королевская власть выказывает тонкий нюх и наносит удар по самому чувствительному месту:
«Засим, поскольку намерение Ее Высочества состоит в том, чтобы вышесказанная труппа и впредь была устроена из расчета вышесказанных двадцати трех паев, Ее Высочество изволит и желает, чтобы в случае кончины кого-либо из вышесказанных актеров или актрис или в случае, когда кто-либо из них решит уйти из труппы и более не играть в комедиях, господин исправляющий должность первого камергера двора представлял Ей о том доклад, чтобы Она распорядилась освободившимися паями и местами по своему благоусмотрению…»
Это означает, что актеры больше не могут принимать в труппу кого сами хотят, а должны получить на это согласие дофины или даже прямое ее указание.
В-третьих, по королевскому распоряжению все контракты, заключенные актерами между собою и с другими лицами, действительны на будущее и для тех, кто вновь вступит в труппу. Все связанные с исполнением этих договоров трудности подлежат ведению первого камергера двора.
Четвертый параграф подтверждает выплату пенсий ушедшим на покой актерам; ежегодные расходы на это теперь составляют 13 500 ливров. Труппа обязывается аккуратно выплачивать пенсии независимо от того, откуда пенсионер в нее пришел.
Пятый параграф дает драматургам право распределять роли в своих пьесах, то есть выбирать для себя исполнителей, — чтобы избежать соперничества и распрей между актерами.
Наконец, шестой предусматривает, что «если случится какая ссора, актеры предоставят ее уладить господину первому камергеру».
Однако следует сказать, что, утратив долю свободы, труппа обретает взамен высокое покровительство и прочное положение. Комеди Франсез начинается со слияния двух трупп; следующий этап — переход единой труппы в руки государства. Следствием этого будет для актеров ощущение безопасности и уверенности в завтрашнем дне, которое позволит им работать более плодотворно, пускаться в смелые начинания. Вот почему мы несколько задержались на этих документах, имеющих важнейшее значение в истории французского театра.
МОЛЬЕР ПОСЛЕ МОЛЬЕРА
В своей работе «Мольер в Комеди Франсез» Сильвия Шевалле показывает, что популярность Мольера не угасала вплоть до конца первой половины XVIII столетия. Но публика века Просвещения хочет зрелищ, которые больше бы отвечали носящимся в воздухе веяниям. Зрители валом валят на весьма посредственные трагедии Вольтера, а всё, что создано в прежние времена, отвергают без разбору. Законодателям вкуса той эпохи Мольер кажется устарелым, отжившим и удручающе наивным. А между тем — мы отмечали это по ходу рассказа — Мольер не раз выказывал себя дерзким новатором, во многом предвосхищая идеи энциклопедистов. Но в 1740 году женщины (во всяком случае, придворные дамы) уже давным-давно эмансипировались, юные пары завоевали право на любовь, а тартюфы обезврежены. По правде говоря, между 1740 и 1789 годом общество едва ли верит во что-нибудь, кроме собственных удовольствий. Галантные празднества, которые так любил рисовать грустный Ватто, вытесняют из умов здравую мораль, утверждаемую Мольером, делают утомительными для слуха сентенции его буржуазных героев. Структура семьи меняется, устои ее расшатываются, чего, конечно, не было в XVII веке. Больше нет отцов-тиранов. Разреженный воздух эпохи, изысканный скептицизм Мариво, искрометные тирады Фигаро плохо сочетаются с мольеровской насыщенной полновесностью. Несравненное изящество моды делает непонятными выпады против щеголей в широких наколенниках и узких камзолах, а утонченность манер заставляет удивляться грубости иных, даже аристократических, мольеровских персонажей. Так что высший свет — дамы в масках, аббаты в кружевах, надушенные маркизы — теряет интерес к Мольеру. Эти фарфоровые статуэтки не могут утолять жажду из того народного источника, что бьет ключом в комедиях Жана-Батиста. В этих людях иссякли все жизненные соки, идущие как от народа, так и от знати; это просто миловидные раскрашенные куколки. Сборы падают так низко, что в 1746 году герцог д'Омон полагает возможным издать такой приказ: