«Не следует забывать, что талант и грация актеров, с коими они разыгрывали пьесу и украшали ее всякими выдумками, равно как и разумение сьера Мондори в своем искусстве, суть самые роскошные уборы «Сида» и первая причина его непомерной славы».
За этим последовал громкий «спор о «Сиде»[41], расколовший Французскую Академию, которая делала свои первые шаги: она была лишь за год до того основана кардиналом Ришелье.
ФЛОРИДОР
Но здоровье Мондори было подорвано напряжением сил в борьбе. В 1637 году, во время одного из представлений «Мариамны» Тристана, где он играет Ирода, его разбивает удар, у него отнимается язык. Сочтя себя достаточно окрепшим, он возвращается на подмостки по приглашению Ришелье. Но второй удар принуждает его покинуть сцену, на сей раз окончательно. Кардинал назначает ему щедрую пенсию, но разве может горсть золота утешить актера, которого болезнь разлучила с театром? Мондори доживает все же до 1651 года.
Его преемником в Маре становится Вилье. Он ангажирует трагика Флоридора, который, как говорят, превосходит Мондори. Флоридор будет «звездой» в корнелевских спектаклях — в «Горации», «Полиевкте», «Смерти Помпея», «Лгуне»: великий Корнель верен театру Маре, несмотря на уход Мондори и вполне вероятные заигрывания Бельроза. Бельроз еще раз просит Людовика XIII вмешаться, и тот снова забирает из труппы Маре шестерых актеров. Место Вилье занимает Флоридор; он не признает себя побежденным. Когда его театр сгорает, в 1644 году, он отстраивает его заново. Он человек столь же мужественный и преданный своему искусству, как Мондори. Но закат уже близок. В Бургундском отеле, где раньше шли только фарсы, теперь ставят трагедии. С 1637 года труппа получает очень весомое — и увесистое — пополнение: тот самый Монфлери, над которым будет впоследствии издеваться Мольер в «Версальском экспромте». Напрасно пишет Таллеман де Рео: «Бельроз был актер жеманный, высматривавший, куда бы бросить шляпу так, чтобы не поломать на ней перья; он мог неплохо произнести монолог или сыграть чувствительную сцену, но ничего не понимал из того, что говорил». А Сирано де Бержерак — о Монфлери: «Этот негодяй так толст, что его и в целый день всего не отдубасишь; оттого только он и вообразил себя важной особой».
Слова их должного впечатления не производят. Бельроз и Монфлери накладывают свой отпечаток на развитие драматического искусства. Теперь уже, наоборот, театр Маре ставит только фарсы. Бургундский отель называют «Большой труппой», а «Малой труппой», в отличие от него, — театр Маре, который вскоре теряет Флоридора, а затем и Корнеля.
ПОКРОВИТЕЛЬ МУЗ
Итак, театр, которого еще в 1600 году практически не существовало, получает права гражданства. Он вписывается в жизнь страны, становится всеобщей потребностью. Конечно, столь быстрым возвышением он обязан таланту и упорству актеров, выдающейся роли таких людей, как Мондори и Бельроз, Флоридор и Монфлери, еще больше — гению великого Корнеля, создателя трагедии. Но прежде всего — проницательности кардинала, «покровителя Муз» (по выражению Шапюзо) и поклонника драматического искусства. Если кардинал действительно любит театр настолько, что строит театральное помещение в Пале-Рояле и сам пишет какую-то часть трагедии «Мирам», которой театр Пале-Рояль открылся в 1641 году, то это потому, что он угадывает таящиеся здесь возможности. При умелом подталкивании в нужную сторону театр и в самом деле может служить власти, насаждать в умах важные идеи, способствовать укреплению абсолютной монархии, что составляет главную заботу кардинала, предлагать гражданскую позицию, манеру поведения, образ жизни, мораль. Вот почему Ришелье так настойчиво уговаривает литераторов писать трагедии и даже подсказывает им темы. Вот почему он относится к «Сиду» с опаской: непокорность героя — не лучший образец для подражания; она идет вразрез с сокровенными помыслами кардинала; Родриго — это ведь что-то вроде анархиста.
«Все те, — пишет Пелиссон, историк Французской Академии, — кто чувствовал в себе дарование, не упускали случая сочинять для театра: это было средство сблизиться с вельможами и снискать благоволение первого министра, который имел вкус лишь к этому одному из всех развлечений двора.
Он не только охотно посещал представления новых пьес, но и любил беседовать о них с поэтами, наблюдать, как зреют замыслы, и сам предлагал сюжеты. Если встречался ему человек, наделенный талантом, но не имевший душевной склонности писать в этом жанре, он незаметно побуждал его к тому, осыпая щедротами и милостями».
41
«спор о «Сиде» — вскоре после триумфальной премьеры «Сида» на Корнеля посыпались нападки завистливых литераторов; открыли эту кампанию «Замечания» Жоржа де Скюдери, за которым стоял сам кардинал Ришелье, яростный противник пьесы — не столько по эстетическим, сколько по идеологическим соображениям. По настоянию Ришелье дело было отдано на суд Французский Академии. После пятимесячных дебатов академики вынесли уклончивый, половинчатый вердикт, который не мог удовлетворить ни Корнеля, ни Скюдери, ни Ришелье, но с которым все они сочли за благо согласиться.