– Угу, – злодей тупо уставился на свои ноги, обутые в «Berluti» цвета кузнечика. Потоптался и поковырял в носу. – Задачка.
Некто из Муркавы ничего больше не желал говорить, и снова отдался постоянным мыслям о настоящем человеческом творчестве и собственном в нём предназначении. Злодей, тем временем, ходил туда-сюда, слегка вспахивая землю подошвами дорогих ботинок. Он тоже соображал о своём, но не постоянном, а приобретённом недавно.
– А знаете, – вдруг оживился он, – я ведь ищу одного своеобычного архитектора. Мне нужен очень своеобычный архитектор, крутой такой зодчий. И я нашёл кой-кого в интернете. А теперь ищу его в натуре. Он поселился в Муркаве. Хочу заказать ему кое-что интересное. Вы, случаем, не натыкались на него?
– Нет, не натыкался, – сказал некто из Муркавы, и не лукавил.
– Ну, пойду пешком… Муркава ведь там, по ту сторону реки.
– Муркава там.
И злодей пошёл по мосту, часто останавливаясь на нём и производя по нескольку скачков в раскоряку.
А некто из Муркавы двинулся задуманным путём в сторону Думовеи.
22. Среднее прошлое
Семидесятые годы прошлого века. Зал бывшего Дворянского собрания, а ныне Большой зал филармонии. Молодой архитектор, можно сказать, завсегдатай здешних музыкальных представлений, сидит в пол-оборота на своём излюбленном месте в первой ложе справа от эстрады, затылком опираясь о мраморную колонну. Слушает концерт произведений для контрабаса с оркестром. Боттезини и Кусевитский. За солирующим инструментом – хрупкая и совсем юная девушка. Едва ли не прозрачная. Архитектор смотрит на неё, погружается в невероятно стройное и необычайно одухотворённое звучание. Инструмент, как известно, громоздкий и по преимуществу мужской. Но эта девушка извлекает из него поистине всё, что надо, не допуская ни недостатков, ни излишеств. Контрабас позволяет испускать из себя, казалось бы, нечто даже вовсе не свойственное ему. Архитектор не прерывает изумлённые вздохи. Его ресницы подрагивают, собственные пальцы музыкального склада шевелятся в воздухе, будто вторя движению музыки. Она – его невеста. Уже целый год. Всё это время оба живут рядышком в одном доме и постоянно заходят друг к дружке. Но исключительно в состоянии жениха и невесты. Она репетирует, он проектирует. Завтра состоится долгожданное венчание. Заказанное ею для него обручальное кольцо давно при нём, лежит на видном месте его рабочего стола и дожидается своего перемещения на палец. А заказанное им для неё обручальное кольцо давно при ней. И тоже пока что не на пальце. По окончании концерта и долгих оваций он не пошёл в артистическую. И не поджидал её у крыльца служебного входа. То – занятие поклонников, жаждущих неведомого им самим наслаждения. Среди них он представлял себя попросту мешающим. Направился домой, предвкушая завтрашнее событие. Только вот незачем было поддаваться совершенно неуместному предвкушению. Незачем. Ведь знал, знал о его несомненном вреде, способном свести на нет всё то, что предстоит. Не остановился и не прогнал. Назойливое оно, витает да витает вокруг любого иного воображения, почти жужжит, подобно крупному насекомому, занимает всё пространство мысли, не давая сосредоточиться на чём-либо, значительно более полезном. А дома, в постели не случилось уснуть. Он пребывал в состоянии чистого ожидания, которое лишь время от времени обволакивала пелена дрёмы, где непременно возникала всякая неприглядная и подозрительная чушь, не менее назойливая, чем давешнее предвкушение, да будто на что-то намекала и над чем-то издевалась. Утром, когда он был уже в дверях перед выходом из дома, слишком трескуче прозвучал телефонный звонок с явной интонацией тревоги. Незнакомый голос на том конце сообщил адрес морга. Он машинально записал на бумажке и сунул её в карман. Далее в его сознании всё смешалось. Он шёл по улице, безразлично выхватывая взглядом куски окружающего мира, и одновременно перед его глазами всплывало нечто схожее с дрёмой. А там вырисовывалась всякая неприглядная и подозрительная чушь, подобная той, что являлась ему ночью. Очевидная явь и призрачный сон перемешивались меж собой, пребывая совместно, сливались в единый событийный поток, не позволяя отличить одно от другого и осмыслить, где он теперь находится на самом деле. Он сбился с пути. Картины сновидений наяву порой куда-то скатывались из головы, освобождая взор на реальность, топтались под ногами, улетали, но немедленно возникали вновь, и вонзались в сознание с ещё большей убедительностью в своей абсурдности. Он понял, что окончательно заблудился в собственном осмыслении окружения. Его стало качать, и он упал. Подоспевшие горожане подхватили его и усадили на скамеечку. Спросили, в порядке ли он. Архитектор кивал головой в знак согласия. Кто-то вызвался его проводить. Он вынул из кармана записочку с адресом морга.