Невеста лежала на каменном столе в подвенечном платье. Фата стелилась по полу. Там же валялась её крохотная сумочка. Он поднял её. Раскрыл. В ней оказалась единственная вещица. Коробочка с обручальным кольцом. Жених открыл коробочку, извлёк оттуда кольцо и надел на холодный палец невесты. И всё. Что было после, он совсем не помнил. Очнулся в своём пустом доме с пустой коробочкой из-под обручального кольца в левом нагрудном кармане пиджака. Позже о случившемся он узнал из рассказов друзей. О том, как отпевали невесту в подвенечном платье с обручальным кольцом на пальце. Не в храме, а подле него, потому что людей пришло слишком много. О том, как она выглядела с печатью вдохновения на лице. О том, как он совсем не плакал, и чуть было не улыбался, унося взгляд на небо. Да, да, говорил архитектор, я вспомнил, я видел её там. Сквозистую. И она посылала мне таинственные знаки. Взглядом и руками. Рассказывали о том, что на кладбище ехать он решительно отказался и велел никогда не раскрывать его местонахождения. Пытались поведать о причине её внезапной кончины, однако жестом руки он будто закрывал им рот, не желая даже слышать это страшное слово: кончина. Да, да, говорил он, я видел её, восходящей верх, и знаю причину её нахождения именно там. Зарытой в земле её нет.
У него осталась пустая коробочка из-под символа будущей бесконечной совместной жизни. Коричневатого цвета с краснотцой. В левом нагрудном кармане пиджака. Что заставляло его не выкидывать ненужную картонку, он не осознавал. Или предполагал некую мистическую связь этих двух вещей, когда-то покоящихся одна в другой. Хотя витала порой в уме некая подсказка этого не делать. Но рука не поддавалась вытащить коробочку и, пусть не выкинуть, а просто положить куда-нибудь. Он будто к ней привык.
23. Недавнее прошлое
Нынешней весной, в небольшом скверике у Лавры на скамеечке сидели двое. Один, худощавый, небольшого роста, в светлой одежде и в шляпе-панамке, другой вполне справный, высокий, одетый в чёрную рясу.
– Я вот гляжу на вас, – говорит священник, – и будто бы лицо ваше мне знакомо давно, хоть представились мы всего-то полчаса назад стараниями Дениса Геннадиевича. У меня такое впечатление, будто нам уже приходилось встречаться. Возможно, в юности.
– Если в юности, тогда вам проще меня узнать, нежели мне. Ведь на вас тогда не было бороды.
– Да, хе-хе, да… вы, часом не поступали в МГУ?
– О. Об этом мало кто знает. Поступал, поступал, на физфак. Правда, ушёл после первого курса и поступил в архитектурный. И не жалею, что стал архитектором. Увлекательное занятие. Но до сих пор естественные науки привлекают меня, я слежу за всеми новшествами, почитываю всякие научные труды великих и малых мужей, сам размышляю.
– Значит, так оно и есть. Мы с вами жили в общежитии на Воробьёвых горах, в одной комнате, когда экзамены сдавали. И потом встречались на общих лекциях. Ведь нас развели по разным группам и по разным ячейкам общежития.
– А, да, конечно. Теперь и я вас опознал юным. Помню, помню, мы тогда, вместо подготовки к экзаменам, всё беседовали о возможных сочетаниях возвышенного и бытового. Каждый это понимал по-своему, но мы не спорили, а просто делились пониманием. Вы тоже ушли после первого курса? Я имею в виду вашу нынешнюю профессию. Кстати, хе-хе, комнатка-то очень даже была похожа на келию.
– Нет. Я окончил университет с красным дипломом, и меня взяли сюда, в другую столицу, в самый престижный НИИ. И женился я здесь. Замечательная жёнушка, умница. И весьма сердечная. А у вас?
– У меня?
– Да, я насчёт супружества.
Архитектор опустил взгляд к нагрудному карману, где постоянно покоилась коричневатая с краснотцой коробочка от обручального кольца, и молча сжал веки. Собеседник уловил это движение глаз и понял, что вопрос его оказался неуместным. Не стал на нём настаивать и продолжил о себе.
– А духовный сан я принял совсем недавно. Вот она, моя вторая альма-матер, – священник отвёл взор к зданию духовной академии.
– Хе-хе! – Зодчий снова оживился. – Значит, тогдашние наши беседы о возвышенном и бытовом, о горнем и дольнем, оставили свой след. Я подался в искусство, а вы в священство.
– Пожалуй, так. И теперь нас свёл промысл Божий, чтоб уже осмысленно сотрудничать в этой теме.
– Да. Действительно. Тогда давайте о деле. Хоть воспоминания тоже оказались полезными.
– Давайте. Храм надо восстановить. От него мало, что осталось, алтарная часть, да одна стена, и та наполовину. Ведь, по окончании духовной академии меня послали, как говорится, на передовую деятельность, храмы поруганные атеистами в глубинке возрождать. Так вот очутился я настоятелем разрушенного храма в почти забытом Богом селе. Муркава называется. Его население ничем не занимается, кроме случайного приработка, да лишь пьёт. И необходимая для нового прихода «двадцатка» пока не набралась. Вместе с тем, везде вокруг села и вдали от него – совершенно чудесные зрелища, воистину Божественные. Там ещё есть одно село, Думовея, где картины естества не менее чудесные. И храм почти целый. Мне рекомендовали его. Оно и к железнодорожной станции поближе, хоть чуть ли ни целый день идти. «Двадцатку» там легче собрать. Но я остановился на Муркаве…