Тут заговорил Подпольщик в качестве главного лица случайного собрания.
– А вы такие ходы постоянно делаете, Василёк? – Он пытливо глянул на юношу. – Гуляйте по разным сторонам. И туда, и сюда. Ведь сказали, что частенько с вами подобное случается.
– Случается.
– Много чего теряете?
– Больше нахожу.
– О! Кладезей-то знатных, должно быть, навалом там, в сторонах. И места вам известны?
– Угу. Вы об одном из тех мест уже знаете. Были там.
– Где?
– Сами видели Сусаннину гору. И, может быть, ходили к ней.
– Так оно и есть. Видел. Был. В пещерке посидел. А ещё по лесу молодому походил, девчонок забавных повстречал, дедулю диковинного…
– Вот. – Вступает в беседу Семиряков. – Я ж не дорассказал вам тогда о нашем Васильке, – он кивнул в сторону юноши. – Только начал, а тут заблудший лев к обеду подоспел да всю повесть поломал. Василёк-то с самого начала гуляет во времени налево и направо. Другие не умеют, а он умеет. – Павел Саввич пытливо взглянул на Василька. – Правильно? И Подпольщик наш, поди, научился.
– Да. Налево хожу. Направо тоже, если нужда заставит, – он выстрелил васильковыми огоньками в сторону Татьяны Лукьяновны и Дениса Геннадиевича.
Те не придали значения его выстрелам, но опознали в них что-то неясно знакомое.
– А наверх и вниз пока не пробовал, – молвил он. Да. Но что касается вперёд-назад, то вообще никогда. Будущим-прошлым не увлекаемся. Не гадаем и не прорицаем.
Анастасий глянул на юношу с хитрецой в глазах.
– Ты это… сам-то ходи, но Олю мою, Ольгу Анастасьевну к тому не принуждай. Небось, успел напихать в её голову всякого. Ты о такой жизни с ней разговаривал?
– Ну, дядя Анастасий, я ведь сам только учусь, постигаю науку сию. Она ведь настоящая наука, и называется наукой жизни. Как говорится, век учись.
– Верно, – вклинился Потап с остатками хрипоты после кашля, – точно сказано. Вот, учусь, учусь, а не научился. Жизнь, она слишком ловкая, ускользает да ускользает. – Сказал, и снова усомнился: «идти ли направо»?
Анастасий щёлкнул языком в знак согласия и глянул теперь на портрет исторического помещика, ещё недавно стоявшего в его избе, да поцокал языком.
– А вот он успел чему-то научиться…
Мирон, до того не удосужившись насладиться провинциальной живописью, невольно взглянул туда же, затем уставился повнимательней, и распознал в нём человека, встреченного в лесу: то ли чудаковатого отставного вельможу, то ли старца-отшельника.
«Точно, – озадачился он, – а ведь вправду оказался старец хоть не чиновником высшего звена, но бывшим барином, ставшим отшельником». Но упоминать Мирон о том не хотел. Засмеют. Впрочем, у него толки о жизни, любые такие толки вызывали одну лишь тяжесть на сердце. И теперь ваятель слегка простонал и чуть заметно покивал головой, как бы в знак согласия с Анастасием. Он сладился с мыслью, что человек, изображённый на полотне, действительно, кое-чему научился. Припомнилась недавняя беседа со старцем. О языческой религии, где есть представление о мире духа, но нет знания о Едином Боге Творце и, тем более, о царствии Божьем. Однако, ведь, существует трепетное восприятие неподдельного духовного мира. И оно вроде подобно тому, когда люди, ничего не предполагая о существовании высшей математики, блестяще освоили лишь арифметику. Но без неё, ведь, никогда не добраться и до самой высшей математики, даже приступить к ней не станет никаких потуг…
– А лев? – Ксению озарила мысль. – Или он тоже откуда-то сюда налево зашёл? А нынче снова сидит у себя в саванне или в зоопарке, удачно позабыв о невольном путешествии.
Мирон, перескакивая от своей мысли к замечанию девушки, хотел провести обоснованную параллель между ними обоими, но вдруг отворяется дверь настежь, и вбегает возница. Испуганный, побледневший и взъерошенный. Вслед за ним появляется знакомый лев. Укладывает на пороге косматую шею и растягивает лапы, изображая подобие застывшего прыжка, прижатого к полу.
– Опять?!
27. Муркава
Тем временем злодей подошёл к Муркаве. Село возлежало на возвышенности, потому-то довелось преодолеть долгий отлогий подъём. От небольшой полянки при входе в село пролегала единственная прямая улица, замыкающаяся в перспективе почти полностью разрушенной церковью, а над ней блестел новенький латунный крест, венчающий временную приземистую крышу, установленную на бревенчатых столбах. Злодей вынул из папочки подробный вариант карты глянул на неё.
– Она, родимая, – удовлетворённо прогнусавил он, сделав акробатический прокрут на одной пятке.