– Признак. Призрак, Признак-призрак. Призрак-признак. Эхэхе.
– Да. Если мы сами себе не умеем объяснить всё здесь делающееся, что мы поведаем нашим товарищам? – Мирон прихлопнул у себя на лбу комарика.
– Товарищам объяснять пока рано. Мы здесь, они там. – Татьяна Лукьяновна поднялась, опираясь на посох, и стала ходить вокруг Мирона, ощущая внутреннюю правоту. – А Ксениюшки нет ни тут, ни там, нигде. Так что нетушки. Я пойду на поиск, а ты как хочешь.
– Подожди. Надо сначала всё взвесить хорошенько, понять, что случилось. Может быть, вернуться к камню поворотному и снова всё повторить, да выйти на необходимый нам путь?
– Да чего там понимать! Действовать надо немедленно. Действовать! Действовать! Идти туда, откуда мы явились, а не плутать окольными путями! Вперёд, вперёд, к настоящей реальности!
И атаманша снова с ультимативной уверенностью в своём начальственном постановлении, живо углубилась в лес, без оглядки на изумлённого попутчика.
– Нет, а ты лучше оставайся на месте, не ходи никуда, – послышался её повелительный, но приглушённый деревьями крик издалека, и тот отдавался коротким утвердительным эхом, насыщенный правотой. – Что если пропащая объявится там же, куда вышли мы!
«Вот ведь как неуклюже всё вышло, – гонял мысль неудачливый инициатор похода, – предположил, будто женщины поймут все мои переживания, благодаря их чуткости, ан получилось эдакая необъяснимая оказия».
Он продолжал неудобно сидеть, упираясь жёсткими ладонями в песок, и шевелил в нём пальцами. Будто выискивал наощупь самое правильное для себя постановление, да немедленное, поскольку принять его необходимо в сей же час. Но, похоже, на него снова свалилось знакомое бесповеденческое состояние. Он лишь горестно вздохнул.
Тем временем, Татьяна Лукьяновна пробивалась сквозь чащу, не замечая серьёзного уклонения от прямой линии направо да направо. И внезапно сгустился сумрак.
– О. Либо я уже слишком долго шла и не заметила времени, либо случилось нечто подобное недавней прогулке с Денисом Геннадиевичем. – Она говорила сама себе вслух, довольно громко, как бы заодно обращалась к невидимым, но обязательно бытующим тут существам неизвестного происхождения.
Сумрак постепенно обернулся непроглядной ночью, не давая разглядеть собственных рук, приставленных к глазам. Одиноко стоящая женщина сделала попытку постучать посохом о землю, чтобы произвести спасительное происшествие. Но тот лишь поскрипывал, проваливаясь в мягкую почву с тонкими корнями в ней, и ничего не происходило. «Хм, волшебное слово нужно сказать, – смекнула она, – как в прошлый раз». И она громко крикнула:
– Согласна-а-а!
Стукнула посохом о землю. Тот попал в гладкое корневище и соскользнул с него вглубь. Мрак ничем светлым не наполнился. Посох и всё остальное оставались невидимыми.
– Помогите! Спасите! – возопила она, выдавая оперный вокал драматического сопрано.
Ответа не последовало даже от эха.
32. Беседа со священником
Возвращаясь в Муркаву, зодчий, глянув по пути на выбранный для покупки дом в начале села, постоял недолго возле него, думая-подумывая о способе поскорее найти его хозяина. Затем зашёл к отцу Георгию, чтобы сообщить ему о договорённости с Семиряковым с доставанием кирпича. Там он застал и знакомого нам возницу.
– Вот и кстати, – обрадовался священник. – Глядите-ка, отыскался хозяин полюбившегося вам жилища, – он указывает на возницу.
– Да, – отозвался тот, – дом давно не нужен мне. Решил продать. Вернулся в Думовею, хоть и не осталось там никого из старых дружбанов. Предложил сделку Семирякову, коль он столь богат. Даже изобрел удобный способ. Разберём, мол, избу, да поставим её впритык к двоим сенцам. И получится чуть ли ни дворец. Семиряков почти сразу согласился, сказал, что идея пришлась ему по вкусу, но потом его, наверно, отвлекла какая-то другая задумка. Засомневался. Походил из угла в угол, да сказал, что не к спеху таковое городить. А тут вовремя явился отец Георгий и высказал иное предложение. Он поведал мне об архитекторе, облюбовавшем тот дом, то есть, насколько я понял, о вас. А Саввич даже облегчённо махнул рукой.
– Да, – согласился зодчий, – так и есть.
– Вот я и пришёл сюда, чтоб глянуть на покупателя да на своё бывшее хозяйство. Пешком. Оставил коня вольно пастись.
– Коня? У вас есть конь?
– Есть. Изабелловой масти. Что, и его желаете купить?
Зодчий улыбнулся.
– Неплохо бы… – сказал он, почти не задумываясь, – масть, что надо. Но только не теперь.
– Да, но он и не продаётся. Потому, что не мой он. А дом уж точно мой. И документик имеется.