Не в силах больше здесь находиться, протягиваю руку и поворачиваю ручку. Замок с легкостью мне поддается. Я прижимаюсь к стене, скрываясь из вида, и толкаю дверь ногой.
— Я захожу!
Когда в ответ не получаю автоматную очередь, делаю глубокий вдох и шагаю в дом.
Затем сразу же отступаю.
Хватая ртом воздух и прижимаясь спиной к деревянной обшивке дома, я пытаюсь осмыслить увиденное внутри: темная гостиная, жалюзи плотно задернуты, кофейный столик, диван, старый телевизор.
И еще мужчина, который сидит в кресле лицом к двери.
С дробовиком на коленях.
И его мозги, разбрызганные по всей стене позади него.
С каждым вдохом запах становится невыносимее.
Запах смерти. Запах засохшей крови и серого вещества.
Песня начинает играть сначала.
Я достаю из кармана маленький фонарик и, прикрывая нос рукавом, аккуратно захожу в дом. Под моими ногами хрустит битое стекло.
— Рэйн? — снова кричу я, сглатывая подступающую к горлу желчь.
Когда прохожу мимо мистера Уильямса, чтобы проверить кухню, я убеждаю себя не смотреть, но нездоровое гребаное любопытство берет надо мной верх. Направив фонарик в его сторону, я с силой стискиваю зубы, чтобы меня не стошнило. Весь его затылок превратился в кашеобразную массу, смешанную с пуховой набивкой кресла. Полосы на некогда синей стене давно высохли, приобретая цвет ржавчины и указывая на то, где раньше находились крупные куски серого вещества и других тканей, прежде чем они отвалились и засохли на покрытом коркой, окровавленном ковре.
Я не вижу входного отверстия на его раздутом старческом лице, но кровь, заливающая нижнюю губу и седую бороду, говорит о том, что кто-то сунул ему в рот дробовик, прежде чем нажать на курок.
Скорее всего, это он сам.
Цвет крови и вонь, заполняющая гребаное пространство, говорят о том, что это дерьмо произошло не только что. Я бы сказал, что старик сидит здесь уже довольно давно.
Мои внутренности скручиваются, и на этот раз плотно сжатая челюсть не удерживает меня от того, чтобы извергнуть содержимое желудка на ковер, когда последние два с половиной дня проносятся в моей голове в обратном направлении.
Таблетки. Скрытность. Перепады настроения.
То, как она отказалась впустить меня в дом.
То, как она сказала, что он не услышит стука и не увидит ее у дверей.
То, как она той ночью выбежала отсюда, как будто увидела…
Я встаю на колени, и меня снова тошнит.
Боже.
Бл*дь!
Он был здесь все это гребаное время.
Песня начинается сначала.
И теперь она здесь, вместе с ним.
Вытирая рот тыльной стороной ладони, я иду к лестнице, которая расположена у открытой входной двери. Не смотря на то, что мне не хочется запирать этот запах в ловушке, я захлопываю дверь ногой. Последнее, что нам нужно — это дикие собаки, учуявшие труп.
Свет фонарика указывает путь, пока я тащусь вверх по лестнице, прислушиваясь к любым звукам: движению, плачу, чему угодно. Но ничего не слышу. Ничего, кроме этой проклятой песни и звука собственного учащенного пульса, когда, наконец, добираюсь до коридора второго этажа.
Пять дверей.
Три из них закрыты.
Ну, вот и все.
— Рэйн? — кричу я снова, но знаю, что она не ответит. Я стараюсь не думать о причинах, когда освещаю фонариком первую открытую дверь справа.
При виде черной косы у меня перехватывает дыхание, но я с облегчением выдыхаю, когда понимаю, что она лежит на переполненном мусорном ведре. Рядом с раковиной.
Внутри никого нет. Это просто пустая ванная комната.
Когда я распахиваю следующую дверь и не нахожу ничего, кроме полотенец и простыней, меня посещает одна мысль.
Может, это Рэйн убила старого ублюдка? Я видел, как она легко подстрелила двух мудаков в «Хакаби Фудс», как будто ей это ничего не стоило. Она могла убить и его тоже, если бы это была самооборона.
Я хочу в это верить. Хочу думать, что Рэйн вышла победительницей из этой хреновой ситуации. Я хочу обнаружить, как она сидит, раскачиваясь, в каком-нибудь углу, потому что сошла с ума. А не потому, что сломалась.
Когда подхожу к последней двери справа, песня начинается снова.
— Рэйн? — Я легонько стучу, прежде чем повернуть ручку, чтобы не напугать человека, который может оказаться внутри. — Это Уэс. Можно мне войти? — Я приоткрываю дверь и готовлюсь к удару, но единственное, что бьет мне в лицо — это тот же самый трупный запах, что и внизу.
Дерьмо.
Я натягиваю рубашку на нос и, приближаясь к бугру на кровати, молюсь каждому гребаному Богу, которого только могу вспомнить. Пожалуйста, пусть это будет не она. Пожалуйста, пусть это будет не она. Я молю тебя. Знаю, ты чертовски ненавидишь меня, но просто… бл*дь. Пусть это будет не она.