«Орион» действительно возвращался. Он просто был вынужден это сделать, в противном случае вся блестяще проделанная до этого работа шла насмарку. Виной всему был циклон, на который они сделали ставку и, хотя непогода надежно приковала к земле русские истребители-перехватчики, она же пагубно сказалась и на качестве связи. Снежные заряды были настолько сильными и плотными, что радиосигнал сброшенных буев в районе у норвежского побережья, где был вынужден болтаться самолет, был едва слышен. Дик и Руан сидели с мокрыми спинами, у Рюге нервно подергивалась левая щека, а Сандра Алмас теперь была похожа на разъяренную фурию. Операторы уже в четвертый раз пытались принять запись со второго, ближнего к самолету буя, но сигнал приходил таким слабым, что компьютер станции разведки отказывался его обрабатывать.
— Еще две попытки, и аккумуляторов буя не хватит для того, чтобы работал передатчик. И так перемотка ленты длится дольше обычного, — доложил Амундсен, наблюдая за показателями приборов.
Сандра ударила кулаком по спинке кресла Доусона, от неожиданности тот испуганно вздрогнул.
— Вы же доложили, что все готово?
— Все и было готово, мэм, — возразил уорэнт-офицер.
— По ТТД[38] буи должны проработать еще как минимум несколько часов, в чем же дело?
— Он и проработал бы — в режиме записи, но мы же его несколько раз гоняли на передачу, добавьте температуру воды и воздуха. Уже неплохо, что они продержались столько времени.
Сандра вернулась в пилотскую кабину и сообщила:
— Мы возвращаемся в Баренцево море.
— Вот как? — удивился Бен, — и в чем дело?
— Мы не можем принять радиосигналы с буев. Без записи шумов вся наша затея яйца выеденного не стоит.
— Это не так просто, мы уже израсходовали почти половину топлива.
— Мы просто обязаны это сделать, к тому же считайте, что это приказ, — капитан сердито закусила губу, — запросите базу, если считаете нужным.
— Мне и так придется это сделать, — кивнул Йенсен, — это не входило в наши планы. — До сих пор они совершали полет в режиме радиомолчания, которое разрешалось нарушить только в экстренном случае. Бен решил, что сейчас наступил как раз такой случай.
Он связался с землей и сообщил о возникшей на борту проблеме. По запросу с вышки управления сообщил свое местоположение и остаток топлива.
В тускло освещенном помещении вышки управления аэродрома, с которого взлетел «Орион», наступила напряженная тишина. Командир базы и представитель американской стороны испытующе уставились в глаза друг другу. Первым не выдержал Маккой:
— И что вы думаете?
— Кажется, управление всей операцией поручено вам? — язвительно ответил полковник.
— Я и не отказываюсь, просто спрашиваю ваше мнение.
— Возвращаться на базу, мы сделали все, что могли,
— Это ведь ваш лучший экипаж?
— Верно, и мне совсем не улыбается его потерять.
— А вы не забыли, что успех нашей операции сулит лично вам?
— Не забыл, но если при моем попустительстве вы угробите мой самолет с моими людьми, меня по головке не погладят. Из двух зол обычно выбирают меньшее.
— У них ведь установлена MSS!
— И что?
— Пусть система отрабатывает свое предназначение, давайте сделаем так. Если MSS после обсчета ситуации выдаст, что вариант с возвращением не представляет угрозы, мы даем добро. В конце концов им нужно вернуться только до зоны с устойчивым приемом радиосигналов буя-разведчика.
— Под вашу ответственность, — буркнул Торвальдсон.
За стеклами вышки висела непроглядная серая пелена, шторм наконец-то добрался и сюда.
В систему ввели уточненные данные, несколько минут ее электронный мозг обдумывал решение, и наконец новый маршрут и полетные данные засветились на экране монитора в пилотской кабине и на рабочем месте штурмана, сменились цифры и значки на лобовом стекле…
— Командир, получили картинку? — спросил лейтенант Осерюд.
— Получил, — отозвался майор Йенсен, — а сам-то ты что по поводу всего этого думаешь?
— До сих пор наша электронная «мисс» считала точно, думаю, можно рискнуть. Все концы сходятся. Единственная особенность — садиться придется в Вадсе.
— А как там с погодой?
— Судя по всему, нормально, система рисует там приемлемые условия.
— Хорошо, передай на базу, что мы идем слушать серенаду «рыбацких поплавков».
Тяжелая машина накренилась вправо и пошла курсом на юго-восток, теперь ей помогал попутный ветер. Первую удачную запись им удалось получить на дальности в сорок миль до ближнего буя. Для того чтобы списать информацию с устройства, сброшенного первым, пришлось пролететь еще двадцать миль. Оба сигнала были приняты на «отлично», компьютер обсчитал параметры шума винтов, убрал лишнее и сбросил информацию на жесткий диск. Сандра немедленно вставила в приемник стримера кассету с пленкой и скопировала на нее все файлы, хранящие результаты их работы. Когда запись закончилась, она вынула кассету, убрала ее в пластиковый футляр и бережно спрятала в карман куртки. Все. Информация о новейшей русской субмарине была собрана, обработана и сохранена, был получен полный портрет ее излучений и шумов. Теперь в любой точке земного шара эта лодка не останется неузнанной. Фирмы, разрабатывающие средства слежения за субмаринами, будут знать, в каком направлении им вести работу, акустики на всех флотах стран НАТО получат данные, позволяющие правильно идентифицировать новый русский подводный крейсер.
— Теперь все, — радостно сообщила капитан Алмас операторам, — заканчивайте и выключайтесь. Пойду скажу пилотам, что можно возвращаться домой.
— Ну, Рюге, можешь сказать мальчикам «до свидания», — улыбнулся Руан.
Амундсен склонился над приборной панелью. Он выставил переключателями нужный режим и нажал на кнопку передачи команд. Оба буя приняли сигнал одновременно. Прием сигналов ими велся на единой частоте. Внутри прыгающих на волнах цилиндров сработали пиропатроны, выжигающие термитным пламенем электронную начинку. Потом расплавились пластиковые пробки, герметичность «поплавков» нарушилась, они быстро стали принимать воду и вскоре пошли ко дну, навсегда унося в пучину свои секреты и тайны.
Теперь путь «Ориона» лежал домой.
Спала напряженность и в вышке управления. Маккой отправился перекусить, а Торвальдсон сердито задымил, окутавшись клубами дыма, как Везувий перед извержением…
Двое диспетчеров аэродрома Вадсе забили тревогу первыми. Военный самолет, возвращавшийся откуда-то из Баренцева моря вне принятых трасс, вышел на связь и, похоже, собирался совершить у них посадку. Все побережье и центральная часть страны были закрыты, аэродромы Хибю и Хессенг по обе стороны Варангер-фиорда, Гамвик, Лаксэльн, Альта, Тромсе, Буде не принимали никого уже восемь часов. Хаммельвик и Рерус приняли то, что было в воздухе, и тоже закрылись. Служба воздушного движения рассылала идущие курсом на норвежские аэропорты воздушные суда на аэродромы континентальной Европы. Прекратили полеты даже военные на авиабазах Рюгге, Гардемун, Эрланн и Буде. Воздушное пространство было пустым, если не считать одинокого самолета, упрямо направляющегося к заснеженной полосе Вадсе.
— Они там что, свихнулись? Мы закрыты по погоде, извещения разосланы всем двенадцать часов назад, — недоуменно произнес старший из дежурящих. — Быстро сообщи им, чтобы уходили на запасной аэродром…
— Запасного аэродрома у нас нет, горючего осталось не так уж много, — голос командира в наступившем тягостном молчании прозвучал неожиданно резко, — Рюге, в чем дело? Кто ошибся — ты или эта твоя куча проводов и оксида кремния?
— Я связался с базой, они там теперь разбираются, откуда взялась ошибка. По данным синоптиков все северное и северо-западное побережье закрыто до самого Реруса. Момент, меня снова вызывают… Так… есть. Наши парни нашли причину. С одной из метеостанций вовремя не поступила информация об изменении погоды, и ее не ввели в MSS. Так что моя помощница не виновата. Передают, что нас могут принять в Эльверуме.
— Мы укладываемся с нашим запасом топлива?
— Да, если только…
— Если что?
— Нам придется лететь над территорией России, Финляндии и Швеции.