Дверь ведущая в кухню неожиданно открылась и брат Илья попал прямо в мои объятия. За те пару месяцев, что мы с ним не виделись, его брюшко стало еще больше выделяться на фоне «листьевских» подтяжек.
После короткого обмена новостями: о работе и о домашних, - я коротко, но всеобъемлюще, изложил суть своей проблемы и требования к предполагаемому кандидату.
- Строг ты братец, строг не в меру! Таких специалистов среди молодых просто быть не может!
- Есть, правда, одна, добавил он после, неожиданно возникшей и чуть затянувшейся, паузы, - она в этом году, как раз, оканчивает академию, но она мне нравится, и я бы хотел, чтобы она продолжила учебу дальше ...
- А ты ей? - прервал я братовы откровения.
- Мы с ней еще эту тему ...
- Покажи ее! - снова прервал я неожиданно покрасневшего Илью.
- Чувствует мое сердце, уведешь, оставишь меня с носом, указав на открытую дверь кухни, громко вздохнул брат, но видно понарошку. ( Ибо, как я уже успел заметить, в последние годы, Илья «вскипал» по- настоящему только добравшись до микрофонов на трибуне. А от «вождевизма» даже наша фирма пока не выдумала лекарственных средств. Видно и вправду, здесь бессильны консервативные методы лечения, потому что очень уж часто для оперативного вмешательства на этом поприще востребуются киллеры.)
«Надо будет Илью предостеречь при случае: не влезать глубоко в это дурно пахнущее болото», - подумал я мимоходом, внимательно при этом рассматривая высокую стройную блондинку быстро и умело намазывающую различными паштетами на кухне бутерброды.
«Наше производство, - с гордостью за дела своей фирмы подумал я, увидев знакомые наклейки на баночках, - и здесь мы вытеснили поляков с нашего рынка.
«Явно «белая ворона» в сегодняшней компании. И чего это она сюда ходит?! Неужели из-за брата?» - подытожил я свой внешний осмотр возможной кандидатки и, ухмыльнувшись, решил помучить Илью:
- Уведешь! Уведешь! Да это ты у меня невесту хотел увести. Помнишь, мою первую любовь, я в детстве тебе часто о ней рассказывал. Мы с ней еще с яслей обвенчаны. - И тут же покорил себя мысленно: «Глупею с годами!» - ибо, раньше вспоминая свое первое и светлое чувство, я никогда не опускался до шутовства.
От моего пристального взгляда незнакомка на кухне обернулась и, увидев нас двоих рядом, невольным движением потерла глаза.
Сердце мое вдруг дрогнуло и я, по наитию извлекши из самых сокровенных и казалось уже забытых глубин своей памяти (Боже!!! Сколько раз я пытался вспомнить ее фамилию, а тут ... ), хрипло выдохнул:
- Ведь это Нина ... Нина Журавлева. Ведь, правда, так ее зовут?!
- Да, но... - шлепнулся своим жирным задом на стул Илья и заметался отыскивая, как опытный юрист, лазейку для отрицания, - но может это просто совпадение? - пролепетал он растерянно.
«Видно и вправду девушка ему не безразлична», подумал я, продолжая гнуть свое.
- Неужели она тебе ничего обо мне не рассказывала?
- Что-то говорила. Но не чего конкретного, - покраснел Илья и было видно, что врет он самым бессовестным образом.
Грехи прошлого тяжелой ношей висели на мне, мешая настоящему и мне, в тот момент, было не до братовых грешков.
«У любви каждый за себя», - понял и простил я брата, а сам медленно - медленно вышел на балкон и подставив лицо начавшемуся весеннему дождю, омывал душу и плакал - плакал, но мысленно и без слез.
А из соседнего тоже открытого окна, заглушаясь, порой несшимися из нашей квартиры, ритмами неритмической музыки, прорывалась ко мне ностальгическая молитва идиотов: «Я в весеннем лесу пил березовый сок, с ненаглядной певуньей в стогу ночевал ... »
Вот под эту песню умирая, чтобы снова родиться, я хоронил прошлое.
И в тот миг слова великого романтика о бесцельно прожитых годах не казались мне идеологическим штампом и урезанной истинной.
Когда я, не знаю через сколько: может через час, а может и через десять минут, зашел на кухню, Нина находилась все там же и стоя у окна спокойно и как-то по-домашнему умиротворенно смотрела на набегающие сумерки.
Стараясь не шуметь и неловко перебирая, ставшими вдруг ватными ногами, я подкрался к ней сзади, как делал это в детстве.
Она не обернулась, но по напрягшейся жилке на ее лебединой шее я понял, что она сердцем почувствовала мое приближение.
Это придало мне смелости. И я, как раньше в детских яслях, погрузил свой нос в ее волосы: они все так же умопомрачительно пахли едой.
- Я вернулся! Ты помнишь нашу клятву? - прошептал я ей на ушко еще глубже зарываясь в ее волосы, на всякий случай, умышленно упуская слово «детскую»!
- А ты? - дрогнув струной, спросило меня эхо.
Я с неохотой вынырнул с ее волос и бережно повернул лицом к себе. Две большие слезинки выкатились из уголков ее глаз и замерли на щеках.
Я губами промокнул свое присоленное счастье и молча расстегнув три верхние пуговицы своей рубашки, достал надетое на дорогую массивную золотую цепочку простенькое детское пластмассовое колечко.
Прощальный подарок, как знак верности, подаренный мне Ниной в последний день пребывания ее в нашей группе. Когда мы, дождавшись тихого часа, уединившись в актовом зале и стоя на коленях перед портретом Ленина, молились друг за друга и просили боженьку лишь об одном: помочь нам встретиться, когда мы станем взрослыми.
Бог не забыл нашу молитву.
- Что у тебя с волосами? - блуждая рукой в моих «негритянских кудряшках» грудным неповторимым смехом поинтересовалась Нина, находясь в плену моих объятий.
- Дождик помыл, - сообщил я, беззаботно дурачась.
- Сумасшедший, немедленно сходи в ванную и сполосни волосы. Ты что не знаешь, что у нас все дожди кислотные?!
В ванную я не пошел: отчасти от того, что мне ни на минуту не хотелось выпускать Нину из своих объятий, а еще потому что знал наверняка, что там занимается любовью, а может уже и трахается, пара каких-то «желторотиков» . Да и воду в то время, и горячую, и холодную уже отключили. (Жить в те времена было весело: то воду отключат, то свет: все условия для полноценного секса. Правда, детей в то время почему-то рождалось мало. Видно концентраты и контрацептика не способствовали этому).
Но голь на выдумки хитра, и мы отыскали среди батареи минеральных вод подходящую по составу, и моя кудрявая головушка процесс нейтрализации прошла над мойкой.
"Взяли бы мы, украинцы, хоть бы раз со всех наших металлургических гигантов компенсацию за косвенный и моральный ущерб. Зачухались бы тогда они и враз решили проблему очистки дыма. А то зарабатывают себе валюту, травя нас, как прусаков и в ус не дуют», - немного позанудствовал я вертя головой под краном неприспособленном для таких дел мойки.
Целую ночь мы с Ниной просидели на кухне у Ильи, то целуясь, то разговаривая и терпеливо дождавшись утра (поздненько у нас открываются госучреждения) направились в ближайший ЗАГС, где я незаметно от Нины сунул кому надо пару сотен «зелени» и появились сразу и фата, и свидетели, и бокалы с шампанским.
Кольца, венчание и пышная свадьба, - все это было потом, когда я уже Нину к себе ЗАГСовской печатью, на веки вечные, припечатал. (Да и то, долго не верилось, что мы вместе. Бывало проснусь среди ночи, привидится мне с спросонья, что я один: затаюсь с замирающим сердцем не дыша и, услышав легкое дыхание своей ненаглядной, вздохну облегченно и снова усну, но теперь блаженным спокойным сном).
Поселились мы с Ниной в родном Лесногореке и больше, чем на несколько дней, это когда у нас Кристина родилась, и жена в роддоме лежала, мы никогда не расставались.
Даже те полгода, пока моя Журавушка свою юридическую академию заканчивала, я бывало по пять раз на неделю, сам никому не доверяя, отвозил ее в область на занятия. Утром сто десять километров туда - сто десять обратно и вечером так же.
Я тогда уже богатый был и купленный Нине в подарок шестисотый «мерседес» уже у нас в гараже стоял, но женушка моя тогда была еще не водитель, а «чайник» и ездить самой в такую даль я ей запретил и она, моя умница, со мной согласилась.