– Тебе не интересно. – Она поплыла дальше, порой становясь передохнуть на мертвых, когда боль пробирала особенно остро. Полон рот тины, она подавилась, отплевывалась. Зря она поплыла, но обратного пути уже нет. Все отметинки на лице уже жгло огнем – созвездие нестерпимой боли почти затмило глухую ломоту в плече.
Она бросила взгляд за спину – Шпат взволнованно бродил по кромке берега. Он слишком далеко, не поможет. А если сойдет с островка, то погрузится и утонет.
Она и сама не в восторге топиться. Балансируя на голове последнего каменного человека, Кари набрала воздуха и бросилась преодолевать последний отрезок.
Она доплыла до ворот и выволоклась на узкий порожек. Шпат вздохнул, его легкие загремели, как мешок со щебнем. Кари толкнула ворота, подергала их, затем полезла наверх. Может, если она удержится на верхней поперечине, то достанет до края стены и подтянется наверх даже с перевязанной рукой.
Ей уже слышался городской шум, далекий и приглушенный – ну и ладно: рокот людских толп, крики и лай, гремящий свист двигателей поездов, звон колоколов Нищего Праведника…
Сальник уже догорал. Чадил. От этого становилось трудно сосредотачиваться. Он прыгнул на очередную крышу и не рассчитал дистанцию. Неудачно приземлился, распластался на черепице и заскользил к далекой улице где-то внизу. Но свет был ярок, и перегорело столько восковой плоти, что подхватился он с легкостью. Как водомерка пронеслась по глади пруда. Я паучок-водомерка, подумал он частью мозга – уже размякшей до озорства.
Он засмеялся и хитро зыркнул на людей из мяса внизу под собой. Они отворачивались, потупливались или ускоряли шаг. Люди боятся сальников, и это хорошо. Можно спуститься и там порезвиться. Ты быстрее их, сильнее, лучше – светлее. Запах крови напомнил о задании. Он резанул упыря, значит, пойдет по кровавому следу. Правда, нос поник, подтаял и забит своим же воском. Он вбил себе в ноздри два пальца – но сперва отложил топор, свою голову срубать не хотелось – и повертел ими, пробуравил проход до внутренней полости, где горит его пламенная сущность. Подладил нос и с внешней стороны, чтоб выглядел более гордо. В редкие минуты самокопания сальник признавал, что горел слишком долго и теперь ему нужно хорошенько пропитаться свечным салом в чане. И нужно продеть сквозь тело новый фитиль, а то этот уже почитай сошел на нет. Сальник должен оплачивать каждую новую жизнь своими добрыми поступками в предыдущей. Если он не поймает упыря, алхимик может не захотеть его восстанавливать. Непослушные свечки раскисают – останется один топор в лужице.
Соберись.
Сальник резко вдохнул. Пламя внутри головы встрепенулось от прилива воздуха. Пекарня, кошачье дерьмо и кровь скотобойни, копоть с тысяч и тысяч дымоходов, соль и моторное масло, аромат фруктов и топленый сахар – он бы проголодался от таких запахов, если был бы желудок, – а еще упыриная кровь, вязкая и густая, и сладковато загнившая. Упырь ушел сюда, и след ведет прямо к Могильнику. Парнишка, никак, под землю собрался. Могильный холм, старый погребальный участок, находится на той стороне Замкового холма. Быстро упыренок туда не доползет, особенно днем. Особенно подранок. Замковый холм, как стена, отделяет портовые районы и старый город от пригородов посовременнее. Могильник не то чтобы нов – он стар, но по мере расширения Гвердона люди строили дома прямо поверх могил предков, и сейчас в этих трущобах живые и мертвые теснятся вместе. Здесь не так, как в других частях города, здесь упыри – привычные обитатели.
Будь сальник свеж, он бы бросился по цепочке следов, рядами взбегавших на южный фас Замкового холма. Взять их на бегу, шестерых или восьмерых разом, мчаться, сверкать мимо краснорожих слуг и писарей, плетущихся к особнякам аристократии, мимо живых сторожей и дозорных. Можно было б чесануть прямо по склону утеса – предыдущие поколения мещан вгрызались Замковому холму в бока, высекали туннели и залы в твердой скале, а значит, подъем на утес крут, но возможен даже для обычных людишек, а свежему сальнику вообще влет! Но он не был свеж, поэтому направил поиски иначе.
На спуск, вправо, там срез туннеля, место, где подземные линии поездов, проложенные под городом, выходят на поверхность. Сальник прыгал с крыши на крышу, скользил по шиферу покрытия. Им, нижним, чей сон встревожен шумом откуда-то сверху, он представлялся, наверное, крысой, птицей, а может, и призраком. Последний разбег, прыжок – и сальник цепляется к стене в устье тьмы, что поглощает железные рельсы.
И там он ждет, впитывает запах крови упыря – так он сумеет взять след даже на противоположном конце туннеля. От каждого вдоха фитиль сальника разгорается ярче, высасывая долю от тела.