– Ты здесь один? – Хейнрейл, конечно же, знал ответ, и это, в общем-то, был не вопрос, но все, что бы Хейнрейл ни говорил, звучало на свой лад риторически. Шуткой, в которую прочий народ не врубался.
– Со мной ты, – сказал Шпат.
– По надежным сведениям, у тебя гостья, – молвил Хейнрейл.
Братство заботится о своих.
А если ты не из Братства, то позаботятся и о тебе.
– Она была больна, Хейнрейл. Крыс нашел ее в доках и сжалился. Скоро она уйдет своей дорогой.
– Она была карманницей, мальчик мой. На нашей территории – и играла не по нашим правилам. Ты знаешь, что за это полагается.
– Я этот вопрос улажу.
– За этим мы сюда и пришли, – умиротворенно произнес Хейнрейл. Он прошелся по квартире, перебирая Шпатовы пожитки руками в перчатках. Из тяжелого сундука он извлек пачку рукописных бумаг. – Нижние боги! – Присел и перелистал, благоговейно переворачивая каждую страницу. – Я много лет их не видел. Понятия не имел, что они у тебя.
– Иногда я их перечитываю. Вспоминаю его.
– Ах, Шпат, ты молодец. Конечно, это твой долг. Великий был человек. – Хейнрейл перевернул еще пару листов и замер. На полстранице почерк сменился со скупого, но разборчивого, выведенного рукой Иджа, на размашистые каракули.
Прежде чем мастер успел задать вопрос, загремела входная дверь. Хейнрейл быстро положил рукопись обратно в сундук, а Холерный Рыцарь встал на изготовку.
Дверь открылась. Кари с чересчур блестящими глазами, в руке полупустая бутылка.
– Черт, Шпат, что происходит? – Ее взгляд завис на Холерном Рыцаре, в голосе непривычная дрожь. Репутация Рыцаря по части зверств такова, что сальники в сравнении с ним – невинные барашки. Бутылка выскользнула из пальцев, когда она потянулась за ножом.
– Доставай, – бросил Холерный Рыцарь. В предвкушении крови из его доспехов с шипением вырвался пар.
Хейнрейл привстал со стула.
– Кари, я прав? Не бойся, девонька. Ты среди друзей. – Он поднял неразбившуюся бутылку и бережно поставил на полку.
– Угу. Я дружу с толпой чудовищ – да щас!
– Я отдам за нее, – вступился Шпат. – Не надо ничего с ней делать.
– Боюсь, надо, – возразил Хейнрейл. – У Братства есть договоренности и взаимопонимание с власть предержащими. Нам нельзя позволять помойным воришкам шнырять повсюду, как облезлым котам.
– Я тут не останусь. Через три дня на Архипелаг уходит корабль. Я сяду на него. Уеду и не вернусь, никогда.
– Ты нас уже обокрала, – заметил Хейнрейл. Без всякого намека Холерный Рыцарь накренился и стиснул руки Кари своими громадными лапами. Она пронзительно завопила, когда он перекрутил ей запястья, выдавил из ладони нож. И вздернул ее в воздух одной рукой.
Хейнрейл подобрал нож, провел большим пальцем по смазанному лезвию.
– Боюсь, то, что ты натворила, не останется без ответа.
– Не надо, – громыхнул Шпат. – Я же сказал, заплачу.
– Ты у Братства на хорошем счету. Проступок совершила она, – произнес Хейнрейл.
А затем:
– Ой, что это?
Он приставил лезвие к горлу Кари, а потом подцепил им шнурок кулона у нее на шее. Кончик ножа заскользил вдоль плетения, натягивая шнурок, пока из-под рубашки Кари не выглянул амулет. На взгляд Шпата, смотрелся он как ограненный гагат или какой-то другой черный камень.
– Не трогай. Черт, да не трогай ты! Шпат, останови его, пожалуйста!
Хейнрейл рывком сдернул шнурок.
– Приму за часть платы. – Амулет пару секунд покачивался, переливаясь на свету лампы, а потом по волшебству фокусника вмиг исчез. Кари рвалась из хватки великана-громилы, брыкалась и плевала в Хейнрейла.
– Останови его! – умоляла она.
– Шевельнись, – сказал Холерный Рыцарь, – и она сломается.
– Шпат, придержи свою гостью, – приказал Хейнрейл.
– Не могу.
– Какой сознательный. – Хейнрейл швырнул Шпату одеяло, тот обернул им руки и аккуратно обхватил Кари.
– Тебя убьют, – шепнул он. – Не стоит оно того.
– Он мой. Мне его дала мать, от нее у меня больше ничего нет.
– Он принадлежит Братству, – сказал Хейнрейл. – Придет время, и он может к тебе вернуться, если ты того стоишь. Шпат расскажет тебе, что его отец делал с теми, кто противился Братству. Он поступал, как велит долг, так поступаю и я.