Широкие брови женщины плотно сдвинулись, пока она изучала послание. Потом она неожиданно вскинула глаза на свою воспитанницу, взглянув поверх пергамента на застывшую в ожидании Грей.
Подавив желание обхватить себя руками, Грей косила глаза вправо. Рядом с гонцом стоял молодой светловолосый рыцарь и пристально глядел на нее. Грей подняла руку к повязке, чтобы проверить, прикрыта ли зловещая отметина.
Громкий хруст пергамента нарушил тишину. Напряженно выпрямившись, Германа пересекла мощеную камнем дорожку и по ступенькам поднялась к часовне. На крыльце уже ждала аббатиса, вышедшая посмотреть, в чем причина задержки. Женщины быстро обменялись между собой несколькими словами. В то время, как аббатиса, обожаемая Грей женщина, просто слушала, вторая говорила, оживленно жестикулируя. Несколькими фразами аббатиса успокоила Герману, потом взглянула на пергамент. Они снова перекинулись какими-то замечаниями, и наставница послушниц сошла с крыльца.
Грей отважилась бросить взгляд поверх головы приближавшейся к ней суровой наставницы и была удивлена безмятежным выражением лица аббатисы. Ей даже показалось, что на мгновение губы этой женщины изогнулись в улыбке.
Когда Германа остановилась перед девушкой, та вопросительно глянула ей в лицо.
– Твой брат Филипп… – проговорила наставница с неожиданным волнением в голосе, – он умер.
Когда с ее тонких бескровных губ сорвались эти слова, она перекрестилась.
Удивленная известием Грей не сводила глаз с Германы, но потом опомнилась и тоже осенила себя крестным знамением.
Филипп мертв. Сердце странно сжалось, но больше она ничего не почувствовала. Отсутствие глубокого волнения могло бы считаться нехристианским отношением к прискорбному событию, но этому она нашла объяснение. Грей плохо знала своего сводного брата, потому что он был гораздо старше ее, а скудные воспоминания о нем девушка всегда связывала с болью.
Грей нечасто видела Филиппа, который служил сначала пажом, затем оруженосцем у соседнего барона. Однако редких встреч было достаточно, чтобы начать испытывать неприязнь к шумному мальчишке-сквернослову. Он безжалостно дразнил ее из-за «метки дьявола» и подстраивал жестокие каверзы, как только удавалось застать девочку врасплох и когда поблизости не было ее матери.
Да простит ее Господь, но Грей не могла отыскать в памяти ни одного воспоминания, не отзывавшегося бы застарелой болью, хотя она и не видела брата девять, а то и десять лет. Филипп был ей чужим, а теперь навсегда таковым и останется. И все-таки она будет молиться за упокой его души.
– Твой отец требует, чтобы ты присутствовала на похоронах, чтобы брат твой был погребен подобающим образом, – продолжала Германа надтреснутым голосом, и глаза ее увлажнились.
Необычное поведение строгой наставницы удивило Грей. Она даже не подозревала, что Германа способна на какие-то иные чувства, кроме гнева и недовольства.
– А так как ты теперь единственная надежда отца на то, что в вашей семье может появиться наследник по мужской линии, – продолжала Германа, – то вряд ли ты к нам когда-нибудь вернешься.
Уехать из Арлеси? Навсегда? Грей взглянула на потрясенное лицо своей наставницы, сердце девушки замерло, руки разжались, и истерзанный букет с тихим шорохом упал на холодные камни.
Ее молитвы были услышаны. Ее освободят от принудительных обязательств. Но через мгновение мимолетная улыбка исчезла с лица девушки. Почему Господь ждал последнего момента, чтобы явить свою милость и исполнить ее желание? Не испытывал ли он ее? Не…
– Ты должна ехать немедленно, – сказала Германа. – Я прикажу упаковать твои вещи и отправить их тебе позднее.
– Мне надо переодеться, – прошептала Грей, разглаживая складки своего подвенечного одеяния.
– Задерживаться нельзя, – отрезала наставница. – Ты должна ехать сейчас же, чтобы добраться домой до наступления темноты.
Грей не собиралась спорить, только кивнула и, подобрав юбку, не произнося ни слова, прошла мимо Германы. Дрожа от волнения, она подошла к рыцарю, доставившему послание.
Этот худощавый человек был гораздо старше, чем казалось на расстоянии. Видно, ему было уже за сорок, и каждая морщина на суровом лице еще больше подчеркивалась худобой.
– Леди Грей, – заговорил посланник. – Я сэр Уильям Ротвильд, лорд Сулльский, вассал барона Эдуарда Чарвика.
В его взоре Грей уловила холодность, о причине которой не стала гадать, хотя нельзя было не заметить жесткий блеск его глаз. Склонив голову, Грей сжала руки перед грудью:
– Сэр Уильям…
– Отправимся в путь, – он взял ее за локоть. – Ваш отец ждет вас в Медланде.
В последний раз оглянувшись назад, Грей не остановила взгляда на Германе, а быстро посмотрела на аббатису. На этот раз сомнений не оставалось: лицо женщины озарилось улыбкой.
ГЛАВА 1
С метлой в одной руке и с тряпкой в другой, Грей остановилась передохнуть и критическим взором окинула холл. Благодаря ее неустанным трудам и усилиям, за прошедший месяц замок претерпел много изменений внутри и снаружи, но нигде перемены к лучшему не были столь разительны, как здесь, в главном холле.
Исчезла гнилая солома, покрывавшая пол прежде. Грей приказала выкинуть ее в первый же день по приезде в Медланд. Теперь пол был устлан свежим тростником, пахнувшим травами. Выметена паутина, скопившаяся в ужасающих количествах, вытерт толстый слой пыли. Темные матерчатые занавески на окнах, через которые проникали лишь холодные сквозняки, заменены промасленным полотном, пропускавшим рассеянный дневной свет. Столы и скамьи, готовые вот-пот рухнуть под весом мужчины, отремонтированы, но они не выглядели лучше, несмотря на все старания Грей. Даже старые, потрепанные гобелены были за эти дни починены и вычищены.