– Не знаю, – признался он. – Я не могу взять ее в жены и не могу отдать другому. Я должен заполучить и ее, и ребенка.
– И вы сказали ей это?
Рыцарь кивнул, и настоятельница покачала головой.
– Тогда я понимаю, почему она отвергла такое предложение, барон. То, что вы предложили, просто неприлично, – подойдя ближе, она пристально глянула ему в лицо. – Скажите, вы ее любите?
Гильберт был так удивлен, что кровь бросилась ему в лицо, пока он пытался справиться со своими чувствами.
– Любить ее! Грей Чарвик!
Мать Силия сокрушенно пожала плечами. Его отрицательному ответу она поверила не больше, чем возмущенным протестам Грей.
– Что же в таком случае вы собираетесь делать, барон Бальмейн?
– Есть и другие пути, – он начал мерить шагами комнату, потом остановился перед настоятельницей.
Ей не понравилось выражение его лица: торжествующая улыбка скривила его губы.
– Я буду ходатайствовать перед королем Генрихом о том, чтобы получить опеку над этим ребенком, когда он родится, – сказал Гильберт. -Он не откажет мне в праве на моего наследника.
Мать Силия была поражена этим заявлением. А ведь он может преуспеть со своей просьбой. Получив замки Чарвиков, он вправе рассчитывать и в дальнейшем на милость короля. Видно, Генрих ценит этого рыцаря.
– Это, вероятно, займет много времени, – попробовала монахиня отговорить Бальмейна от такого сокрушительного образа действия.
Гильберт пожал плечами:
– Так я добьюсь своей цели.
– А как же леди Грей? Вы без угрызений совести заберете у нее ребенка?
Гильберт улыбнулся еще шире:
– Нет. Она пойдет со мной по своей воле, и я получу все, что желаю.
Мать Силия понимала, что подобный план углубит пропасть между этими двумя молодыми людьми настолько, что мост между ними возвести уже будет невозможно. Однако был еще один способ свести их вместе; способ, к которому она не стала бы прибегать, если бы барон не рассказал ей о своих намерениях.
– Есть еще одна возможность, – проговорила настоятельница, сложив руки перед собой и ожидая, когда барон приготовится выслушать ее с должным вниманием. На лице женщины появилось печальное выражение, когда она решилась поведать о том, что сама недавно узнала.
– Боюсь, мне придется раскаяться в том, что я выдаю секрет, – начала она, – но мне рассказали, что после заутрени леди Грей ходит гулять за стенами монастыря. Она прогуливается у реки, что течет неподалеку.
Какое-то время барон молча смотрел на монахиню.
Истолковав это молчание как непонимание, она постаралась выразиться яснее.
– Увы, – вздохнула настоятельница, – это прискорбно, но церковь не вольна даровать свое покровительство за стенами аббатства.
Гильберт подозрительно нахмурился:
– Почему вы мне это рассказываете?
– На месте леди Грей я бы скорее простила вас за то, что вы увезли меня силой, чем за то, что забрали у меня ребенка, хоть и по указу короля.
Конечно, она права, подумал Гильберт. Стоило взглянуть на Грей и узнать ее характер, как придуманный им способ заполучить ее и ребенка начинал терять свою привлекательность. Гильберт кивнул:
– Как она выходит из монастыря? Монахиня улыбнулась:
– Через задние ворота, конечно.
ГЛАВА 12
Разгневанный Гильберт решил, что поддался ловкому обману и пора привести в исполнение свой собственный план насчет подачи петиции королю.
Вот уже четыре промозглых дня он и его люди прячутся в лесах вокруг аббатства, поджидая в засаде добычу. За все это время Грей ни разу не покидала своего убежища. Гильберт был в этом уверен, так как не был настолько глуп, чтобы не верить настоятельнице. На всякий случай он поставил своих людей наблюдать за всеми входами и выходами аббатства, чтобы не упустить Грей, в то время как сам он будет поджидать ее у задних ворот.
Уже давно миновал час утренней молитвы, когда на четвертый проклятый день он с горсткой дружинников вернулся в лагерь с пустыми руками. В сердцах выкрикивая команды, не скрывая от окружающих свое раздражение, он торопил отряд с отправлением, чтобы держать путь прямо в Лондон.
Чувствуя гнев хозяина, даже белый скакун шарахнулся в сторону, когда все наконец были готовы к отправлению. Взяв себя в руки, Гильберт ласково погладил трепещущие ноздри животного. Все больше раздражаясь, он недоумевал, где бродит его оруженосец. Насколько помнилось, парня не было с ними, когда они возвращались от реки.
Конь успокоился, на него уже можно было садиться. Гильберт ухватился за луку седла и вдел ногу в стремя.
– Милорд, она идет! – выкрикнул оруженосец Джозеф, выбегая на середину стоянки, с которой отряд снимался. – Она идет, – повторил он.
Гильберт схватил оруженосца за плечи:
– К реке?
– Да, милорд, хотя не отваживается слишком удаляться от аббатства.
Конечно, лучше было бы подобраться к Грей пешим ходом, без шума, производимого лошадьми, но нельзя было терять время. Она могла слишком быстро вернуться под защиту монастырских стен.
– Молодец, – протянул Гильберт руку Джозефу.
Широко улыбаясь – впервые за много дней, – он одним махом взлетел в седло и снова глянул на оруженосца.
– Поедешь со мной, – сказал Гильберт и сделал знак шестерым рыцарям ехать следом.
Не обращая внимания на то, с каким шумом они продирались сквозь лесную чащу, всадники быстро продвигались к реке. Однако, когда они приблизились к просеке, сквозь которую была видна извилистая лента реки, Гильберт приказал своим спутникам растянуться цепью и продвигаться осторожнее.