Он направил своего коня на край леса и осмотрелся вокруг, но не увидел ничего, что указывало бы на присутствие Грей. Барон бросил взгляд в сторону аббатства, думая, что она могла уже отправиться обратно, но увидел лишь пустое пространство, увлажненное недавним ливнем.
Затем слева от себя он услышал красивую птичью трель. Это был условный знак. Чуть дальше, почти у реки находился Джозеф; улыбаясь до ушей, он показывал рукой на участок берега, скрытый от глаз Гильберта.
Испытывая огромное облегчение, Гильберт махнул остальным и вывел коня из лесного укрытия.
Теперь Грей уже не успела бы скрыться в монастыре, и не имело значения, много ли шума производит отряд, но все же всадники перешли на легкую рысь. Гильберт беспокоился, как бы Грей не испугалась или не узнала слишком рано об их присутствии. Она вполне могла заторопиться и причинить какой-нибудь вред себе или ребенку.
Нетерпение Гильберта было велико как никогда.
Грей сидела на большом валуне, когда услышала непривычные звуки, помимо мирного шуршания камней. «Лошади!» – поняла она, и глаза ее широко раскрылись. Вскочив с камня, она резко обернулась. И сразу же заметила с полдюжины всадников. И, конечно, во главе был Гильберт, черные волосы которого она не спутала бы ни с какими другими.
Долгие дни оставалась она в монастыре, где ей не грозила никакая опасность. Грей понимала: стоит ей оказаться в руках Гильберта за пределами монастырских стен, и церковь уже не сможет помочь ей, но в это утро решилась воспользоваться отсутствием дождя, надеясь, что опасность миновала. А барон Бальмейн, оказывается, все это время поджидал ее…
Она измерила взглядом расстояние до аббатства и с замиранием сердца поняла, что не успеет добраться до монастыря, особенно в ее положении. И все-таки девушка подхватила юбки и заторопилась вдоль берега реки. Надо попробовать, так просто она этому человеку не сдастся.
Осторожно пробираясь между камней, она смотрела себе под ноги, чтобы не оступиться. Тем временем всадники подъехали ближе, хотя и не торопились схватить свою добычу. Бросив взгляд через плечо, она увидела, что спутники Гильберта окружали ее.
Бесполезно, поняла Грей и остановилась. Только нечто чрезвычайное и трагическое могло бы помешать Гильберту и его людям схватить ее – например, если бы вдруг их лошади завязли в болоте. Тогда Грей успела бы добраться до монастыря.
Запыхавшаяся Грей решительно повернулась к рыцарям и завернулась в плащ, успокаивающим жестом положив руку на живот.
Она как всегда испытывала беспокойство под устремленным на нее пристальным взглядом Гильберта, но все же не опустила глаз.
– Ты более терпелив, чем мне казалось, барон Бальмейн.
– А ты более упряма, – не остался тот в долгу.
– А ты ожидал чего-нибудь другого? – в этот момент она была не против словесной перепалки.
– Да, – пришлось признаться Гильберту. – Но я бы предпочел твое добровольное согласие.
– Вот как, – с горечью заметила Грей, глядя мимо него на аббатство. – Это настоятельница. Она меня выдала, – и Грей выжидающе глянула на Гильберта.
– Почему ты решила, что она вздумала мне помогать? – поинтересовался тот.
Тень улыбки скользнула по лицу Грей.
– Но ведь это она вызвала тебя в аббатство, разве нет?
Гильберт неловко шевельнулся в седле:
– Да, вызвала.
– Тогда это объясняет все. Ей так хочется, чтобы я убралась из монастыря, что она не остановится ни перед чем ради достижения своей цели.
Гильберт покачал головой:
– Нет, Грей, ты не права. Если бы мы не застали тебя здесь, то пришлось бы воспользоваться куда менее желательным способом, чтобы предъявить права на ребенка. Поистине она не сделала тебе ничего плохого. Ты должна быть благодарна ей за ее мудрость.
В этот момент Грей не видела ничего хорошего в таком предательстве и решила, что вряд ли когда-либо простит мать Силию. Даже если намерения настоятельницы были хорошими, Грей чувствовала себя оскорбленной. Будущее, хоть и неясное, которое она уже начала строить для себя и своего ребенка, оказалось разрушенным.
«Неужели так никогда и не избавиться от гнета окружающих?» – размышляла Грей, едва не плача от несправедливости. Она перевела взгляд с Бальмейна на остальных всадников.
Да, Гильберт Бальмейн твердо решил получить своего наследника. Он был убежден, что малыш в ее чреве – его плоть и кровь.
Обведя рукой стоявших полукругом рыцарей, Грей отрывисто, хрипло засмеялась:
– Зачем же преследовать меня таким многочисленным отрядом? Неужто я и впрямь такой опасный зверь, что есть необходимость снаряжать против меня столько воинов?
– Я не полагаюсь на волю случая относительно того, что принадлежит мне, – ответил Бальмейн.
– Ты снова утверждаешь, что я принадлежу тeбe, но, смею уверить, это далеко не так.
– Ребенок мой, и ты не можешь лишить меня права воспитывать его.
– А когда он родится, – спросила Грей, чувствуя, как сжимается от боли ее сердце, – ты оторвешь его от моей груди, а меня выбросишь вон?
– Он? – удивился Гильберт. – Откуда ты знаешь, что будет мальчик?
Хотя Грей давно уже подозревала, что в ее чреве растет сын, она не стала признаваться в этом Гильберту.
– Я говорила обобщенно. Это вполне может быть и девочка.
Гильберт, казалось, не совсем поверил ей, но не стал настаивать, а просто протянул руку.