Он позволил себе лишь одно мгновение сочувствия, когда Мариан подняла голову и стал виден жестокий след Чарвика на ее лице. Ранульф не мог позволить себе отвлекаться, хотя сострадание светилось в его взоре.
Девушка уже выплакалась, поэтому смогла лучше рассказать о происшедшем.
– Корзина? – повторил Ранульф. – Как он прошел в башню?
– Через кухню, – ответила Лизанна.
– И никто не попытался остановить его? – он не мог поверить, что этот человек пробрался в замок незамеченным.
– Одна служанка попробовала, но она мертва, – сообщила Лизанна. Они нашли тело женщины в кладовке.
Ранульф издал рычание и сжал кулаки. Кровь. Ему нужна кровь старика. Он жаждал этого так же сильно, как стремился тогда пролить кровь его сына. И добьется своего. Выпустит из негодяя всю кровь до последней капли. На лице Ранульфа застыла маска холодной ярости. Он повернулся к Уолтеру, своему верному другу:
– Мы едем прямо сейчас. Уолтер вышел вперед:
– Все готово, милорд. Лошади оседланы, провизия собрана, и собаки рвутся взять след.
Затаив ярость в самых глубоких тайниках сердца, где они не должны были мешать разуму, – поистине невыполнимая задача, – Ранульф обернулся к Лизанне.
– Нам понадобится свежий запах, – холодный разум воина возобладал над его ослепляющим гневом.
– Пеленки, – воскликнула она, возвращаясь к жизни. – И я должна переодеться.
Лизанна устремилась вверх по лестнице, страстно жалея, что еще не одета в мужское платье.
Ранульф успел схватить ее за руку и вернуть назад.
– Нет, ты останешься, – голос его звучал твердо, хотя все еще дрожал от гнева. – Мы найдем ее. Я тебе обещаю.
– Я не останусь! Это мое дитя! Не для того я в муках рожала ее, чтобы теперь покинуть, – вырвав руку, она метнулась в сторону. – Если ты уедешь без меня, супруг мой, – бросила она через плечо, – я поеду следом. И ты знаешь: я так сделаю.
Да, она так и поступит. Мрачно нахмурившись, Ранульф смотрел, как жена поднимается по лестнице и скрывается из виду. Конечно, он мог бы оставить одного человека – нет, добрых полдюжины, – чтобы заставить ее остаться, но не позавидовал бы тем, на кого будет возложена такая обязанность. И все равно, ведь она ускользнет от них. Проклятье, эта женщина осталась такой же неукротимой, какой была в тот день, когда вынудила его биться с нею на мечах.
Повернувшись к Уолтеру, Ранульф воздел руки к небу.
– Пусть оседлают лошадь моей жены.
– Если она едет, и я поеду тоже! – воскликнула леди Зара.
Не ожидая возражений, в полной уверенности, что так и будет, она подобрала юбки и помчалась через холл.
Мужчины обескуражено смотрели вслед хрупкой женщине, ни в чем не уступавшей Лизание.
ГЛАВА 22
Гильберт не присутствовал вместе с Грей на мессе.
И будет ли он когда-нибудь молиться рядом с ней? Грей думала об этом, пересекая двор замка. Пес Ворчун неотступно следовал за ней по пятам. За эти последние недели после того, как она стала делить ложе с Гильбертом, его решимость отстраниться от Бога стала явно ослабевать. В самом деле, сегодня он уже долго колебался, прежде чем отказаться сопровождать ее в часовню.
Будет ли это завтра или когда родится их ребенок – уже через несколько недель, – она была полна решимости увидеть Гильберта в часовне на коленях рядом с собой. Только тогда, она была уверена, начнут заживать раны трагического прошлого. Может быть, тогда он сможет полюбить…
«Ты слишком многого хочешь, Грей Чарвик», – пожурила она себя, медленно поднимаясь по ступенькам башни. С каждой неделей ребенок становится все крупнее и тяжелее, требовательно заполняет все пространство внутри ее тела, пока она в конце концов, не взорвется, казалось Грей.
О, этот ребенок будет совсем не маленьким, размышляла она. В нем будет больше от Гильберта, чем от нее.
Стараясь не думать о предстоящих тяжелых родах, она вошла в холл. Ворчун, разбрасывая тростник, немедленно помчался следом, чтобы зарычать на чужого. Суровый окрик Гильберта заставил пса скрыться под скамью. Хоть отношения между этими двумя и улучшились, но были еще далеко не дружескими.
Потребовалось время, чтобы глаза привыкли к рассеянному свету в холле. Грей сначала услышала голоса, а потом уже разглядела мужчин в противоположном конце зала. На возвышении сидел Гильберт, сэр Ланселин – слева от него.
– Грей, – позвал Гильберт, вставая, чтобы пойти ей навстречу. – У нас гость.
На мгновение Грей испытала чувство неловкости, но быстро отогнала это ощущение. Неважно, что этот человек или кто-либо другой думает о ней. Важно лишь одно: признает ли Гильберт ребенка своим. Высоко подняв голову, она приняла предложенную руку и рядом с Бальмейном направилась к возвышению, на котором стояло кресло лорда.
– Сэр Ланселин, – она приветствовала рыцаря, неловко присев в поклоне.
Гость склонился к ее руке:
– Миледи, вы становитесь все прекраснее с каждым разом, как я вижу вас вновь.
Грей потупилась. Какая цветастая проза! Чего ради? Взглянув на Гильберта, она заметила тень неудовольствия, промелькнувшую в его взоре при этих словах. Вряд ли Гильберт сердится на рыцаря. Значит, он недоволен ею? Но ей казалось, сэр Ланселин относится к ней довольно прохладно…
Грей пришла к выводу, что это обыкновенная вежливость, ничего более, иначе она не могла объяснить такое внимание со стороны сэра Ланселина.
Гильберт не скрывал своей ревности, поскольку другой мужчина оценил то, что он ни с кем не собирался делить. Барон был дьявольски ревнив, душа его просто горела огнем от негодования. Он не мог себе представить, что же будет, если какой-нибудь мужчина отважится выйти за пределы рыцарской любезности по отношению к Грей, но храни Господь душу того смельчака, который отважится на такой подвиг.