Гильберт улыбнулся:
– Когда вернусь, обязательно сделаю тебя своей женой.
Грей, вдруг почувствовав слабость, ухватилась за его руки.
– Почему? Ведь ты сказал…
– Знаю. И считал, что так было правильно, – он глубоко вздохнул. – Но ты станешь матерью моего ребенка, а сыну моему не подобает называться бастардом, незаконнорожденным.
Законность. Хотя именно этого она добивалась, но не могла скрыть разочарования. Значит, у него нет к ней никаких чувств? Ничего общего с теми искрами любви, что порой чудились ей в его глазах?
– Это все? – спросила Грей.
– А что еще я должен сказать?
С покорной улыбкой Грей высвободилась из объятий и отвернулась.
– Я надеялась, что ты питаешь какие-то чувства ко мне, – призналась она, разбирая постель и снимая с себя одежду.
– Такие же, как и твои ко мне?
– Да.
– Но ты же мне еще не сказала, что это за чувства.
Отложив в сторону платье и рубашку, Грей неуклюже забралась в постель и натянула одеяло до подбородка.
– Поверишь ли ты мне, – начала она, глядя на Гильберта, все еще стоявшего рядом с кроватью, – если я скажу, что люблю тебя?
Рыцарь поколебался, потом сел рядом с нею, наклонился, отвел золотистую прядь со лба. Ярко-голубые глаза барона сияли.
– А я должен поверить? – спросил он охрипшим, низким голосом.
Грей решила, что самое трудное позади, она сломила свою гордость ради него, поэтому утвердительно кивнула:
– Я не знаю, как иначе назвать это.
Гильберт коснулся губами ее губ.
– Я верю тебе, – прошептал он.
Но сам барон не делал такого признания, и Грей это знала. Каким бы ни было его чувство к ней – любовь или просто что-то нежное, теплое, – никогда он не проявит свою слабость и уязвимость, как сделала только что она.
Грей сказала себе, что ей этого достаточно, хотя сердцем знала, что это не так.
Рассвет наступил слишком быстро и отобрал у нее Гильберта.
Из окна своей комнаты Грей смотрела, как всадники исчезают вдали. Ехали они одной группой, но она знала, что скоро разделятся на две и поскачут дальше в разных направлениях.
Пока во внутреннем дворе шли приготовления к отъезду, Грей с удивлением рассматривала Лизанну, которая тоже собралась уезжать. Хотя удивляться не следовало, ведь ей была известна молва, что шла об этой женщине. Лизанна была сильной, не боялась того, что ее ждало.
Такая мысль укрепила решимость Грей спасти ребенка, украденного Чарвиком у Лизанны.
Это не значило, что она не верила, будто Гильберт не покарает Эдуарда Чарвика. Она боялась за безопасность ребенка, оказавшегося в гуще битвы.
Если все пойдет так, как она задумала, и Эдуард решит, что получил то, чего жаждал – наследника Бальмейна, – он ослабит бдительность. И тогда представится случай ускользнуть вместе с ребенком Лизанны.
Грей быстро оделась и отправилась на поиски Люси, знахарки, лечившей, как ей было известно, пленника, о котором накануне говорил Гильберт. В маленькой комнатке рядом с темницей, похожей на пещеру, Люси занималась приготовлением одной из своих мазей для лечения ран.
– Доброе утро, Люси, – поздоровалась Грей и подошла к столу, за которым работала женщина.
Удивившись появлению Грей, знахарка прервала свое занятие и посмотрела на нее.
– Что ты здесь делаешь, детка?
– Лорд Гильберт уехал, и мне будет нечего делать эти несколько дней, – объяснила она, надеясь, что ее волнение незаметно. – Я подумала, может быть, стоит провести это время с пользой и поучиться у тебя, узнать что-то о травах и лекарствах.
Люси нахмурилась и снова занялась своим делом.
– Лорд Гильберт ничего не говорил мне об этом, – пробормотала она, вновь берясь за ступку и пестик.
Грей поставила локти на стол и наклонилась вперед, чтобы лучше видеть, что делает знахарка.
– Он не знает о моем интересе, – сказала Грей, морща нос от смеси пахучих трав.
Женщина закончила перетирать травы и только тогда дала ответ.
– Полагаю, вреда в этом нет, – ответила она, перекладывая содержимое ступки в горшочек. -Если хотите, можете мне помогать. Но, – добавила Люси, глянув на живот Грей, – как только ребенок начнет вас беспокоить, скажите мне.
– Конечно, – согласилась Грей.
Последующие часы были заполнены приготовлением различных снадобий от болезней, которыми страдали обитатели замка. Только после обеда Люси посетила пленника, запертого в подземелье, где находились темницы.
– Его не стоит бояться, – успокоила ее Люси, вставляя ключ в замок и открывая дверь. – Он может злиться сколько угодно, но никогда больше не поднимет меч ради этого негодяя Чар… Люси резко оборвала себя.
– Простите, миледи, – извинилась она. – Я забыла.
– Я вам очень благодарна за это, – улыбаясь, сказала Грей.
Хорошо, что обитатели замка не связывали се с Эдуардом Чарвиком. А скоро, если все пойдет как задумано, никто не сможет сказать про нее ничего дурного.
Как только они вошли в темницу, Грей поняла, почему Люси не считала пленника опасным. Мужчина лежал на тюфяке в центре комнаты; грубое одеяло, которым он был накрыт, не скрывало отсутствия одной ноги, ампутированной для сохранения его жизни.
Одного этого уже было достаточно, чтобы Грей едва не выскочила из подземелья, но все-таки она твердо последовала вслед за Люси к тюфяку пленника.
Сначала человек показался совсем незнакомым – с его грязными волосами и неопрятной бородой. Но когда он поднял веки и взглянул на Грей, она все же узнала его: это был один из старших рыцарей ее отца, второй по рангу человек после Уильяма.