Барбара Картленд
Молитва любви
ОТ АВТОРА
В большинстве древних домов, построенных во времена Тюдоров, можно обнаружить потайные двери и тайные комнаты священников.
Королева Мария, католичка по вероисповеданию, преследовала протестантов, а королева Елизавета, взойдя на престол, начала преследование иезуитов, которые всерьез начали опасаться за свои жизни.
Семьи, придерживавшиеся католического вероисповедания, предоставляли священникам убежище в своих домах в потайных комнатах, пока готовилась переправка последних на континент. СлужВы проводились в тайниках священников под страхом смертной казни через повешение.
Тайникам вновь нашлась работа, когда войска Кромвеля охотились за роялистами. Отметим, кстати, такой любопытный факт, что обычно о существовании в доме тайника было известно только главе семьи и его старшему сыну.
В большинстве старых домов, естественно, водятся привидения. В детстве я десять лет прожила в печально известном «доме с привидениями» в Сомерсете. Когда кто-нибудь поднимался по лестнице, он обязательно слышал шаги впереди себя и за спиной, что нагоняло изрядный страх.
После этого я всегда просила освятить свои собственные дома. Однажды после освящения моего дома на Кэмфилд-плейс я узнала, что Беатрис Поттер, которая жила здесь в детстве, встречала привидений в коридорах и гостиной.
В настоящее время у меня только одно привидение — мой коккер-спаниель, которого пришлось усыпить из-за раковой опухоли, появившейся у него, когда он был еще щенком. Поскольку это случилось после освящения дома, песик так и остался со мной.
Его видели многие, но никто не испугался, ведь песик остался с нами только потому, что любил нас и был счастлив в этом доме.
Он упомянут в «Великих привидениях Англии», потому что автор этой книги, нанося мне визит, рассказала, как ей надоели рассказы о призраках с головой под мышкой и какая это была радость обнаружить нечто новое!
Таким образом, мой коккер-спаниель занимает важное место не только в нашей жизни, но и в помыслах тех, кто, подобно мне, верит, что смерти нет.
Глава 1
— Теперь вам все ясно, Джина? Вы должны приехать в «Башни», как только все вещи будут собраны.
— Да… дядя Эдмунд.
— Вы сядете в дилижанс до Бедонбери, а мой экипаж встретит вас на повороте с главной дороги.
— Да, дядя Эдмунд.
— Вас, конечно, будет сопровождать ваша няня, — продолжал лорд Келборн, — но после этого ей придется уехать. В «Башнях» для нее нет места.
Джина набрала в грудь воздуха. Затем она с усилием произнесла:
— Дядя Эдмунд, может быть, можно устроить так, что нянюшка останется со мной? Она была с папой и мамой с моего рождения.
— Ей давно пора на покой, — ответил лорд Келборн, — к тому же в восемнадцать лет вам уже не требуется присмотр няни.
Он откашлялся и добавил:
— Собственно говоря, я уже решил, что вы будете делать, когда переедете к нам с тетушкой.
Последовала пауза. Дядя явно ожидал от Джины вопроса, и она спросила:
— Что… именно, дядя Эдмунд?
— Очень многое нужно сделать по дому, а когда вы с этим закончите, то будете помогать мне в организации миссионерской деятельности на Востоке. Я еще не нанял секретаря для этой цели, хотя надеюсь, что найду подходящего человека в Лондоне.
Джина пробормотала что-то, но громко говорить не осмелилась, и дядя продолжал:
— С каждым годом моя работа приносит все больше плодов, что доставляет мне большое удовольствие. Вы будете нести свет Евангелие тем, кто пребывает во тьме, и таким образом поможете и своей собственной душе.
В голосе его послышались восторженные нотки. Уловив это, Джина поняла, почему ее дядюшку называли «пэром-проповедником».
Дядя взял со стола пачку каких-то бумаг и сказал:
— Разумеется, перед отъездом из Лондона вам следует приобрести черное платье. Я был глубоко удивлен, увидев, что вы не носите траура.
— Платье, которое я надела вчера на… мамины похороны, — теплое, — объяснила Джина, — ведь… сейчас так холодно и… достать что-нибудь другое просто… не было времени и…
Она замолчала. Она собиралась сказать, что папа с мамой не любили траур, но осознала: дядя этого не поймет.
— Я полагал, — сказал дядя наставительно, — вы столь опечалены потерей матери, что вам даже в голову не может придти надеть не траурное платье!
Он подождал немного, ожидая услышать извинения Джины, но она промолчала, и он добавил:
— Мы с вашей тетушкой настаиваем, чтоВы вы проявили уважение к ушедшим, оставаясь в трауре в течение года. Впоследствии, полагаю, вы сможете перейти на серый и лиловый цвета.
— Я… я поняла, дядя Эдмунд.
Лорд Келборн посмотрел на часы.
— Я должен идти, — сказал он. — У меня встреча с епископом Лондонским, я не могу опаздывать.
— Конечно… дядя Эдмунд.
Лорд Келборн направился к выходу из комнаты. Его племянница подбежала к двери и открыла ее перед лордом.
— Мы с тетей ожидаем вас в четверг, самое позднее в пятницу. Узнайте на станции время прибытия вашего дилижанса и известите меня. Я не хотел Вы, чтобы мои лошади стояли на дороге лишнее время.
— Конечно… конечно, дядя Эдмунд.
Нянюшка, ожидавшая в холле, отворила входную дверь.
Лорд Келборн посмотрел на нее, понял, кто это, и, казалось, собрался что-то произнести.
Но передумал и, выйдя за порог, пересек тротуар и сел в ожидавший его старомодный экипаж.
Когда коляска, запряженная парой прекрасных чистокровных лошадей, тронулась, Джина вернулась в холл.
Нянюшка закрыла дверь, и тут девушка бросилась к ней с возгласом:
— О няня, я этого… не вынесу! Я не могу ехать в «Башни»… не могу… не могу!
Стоило ей заговорить, как слезы, которые она с таким достоинством сдерживала со вчерашних похорон матери, хлынули у нее из глаз.
Нянюшка обняла Джину.
— Не плачьте, милая, — проговорила она. — Вы ничего не можете с этим поделать.
— К-как мне со всем этим справиться? — спросила Джина. — Они не позволят тебе… остаться… со мной!
Ее речь звучала почти бессвязно, но она почувствовала, как напряглась няня.
— Я… не могу… потерять тебя… не могу! — рыдала Джина. — И все равно… жить в «Башнях» — это то же самое, что… жить в аду!
— Не говорите так! — возмутилась няня. — Не надо говорить такие ужасные вещи, ведь вам больше некуда податься!
Взяв себя в руки, Джина вытерла слезы тыльной стороной ладони и прошла в гостиную.
Они сняли этот дом сравнительно недорого, когда мать Джины, Элизабет Борн, была вынуждена приехать в Лондон на операцию.
Дом на тихой улице в Ислингтоне был весьма уютен и неплохо меблирован.
Семейный врач не был удовлетворён состоянием здоровья миссис Борн и посоветовал ей проконсультироваться у хирурга с Харли-стрит.
Ожидалось, что операция пройдет легко, однако Элизабет Борн умерла на операционном столе.
Для Джины это было не только огромное потрясение. Это означало конец ее счастья.
В детстве она никогда не была несчастной, ей никогда не было страшно или грустно.
Она жила с родителями в милой усадьбе, в небольшой деревушке в десяти милях от Лондона.
Они были бедны, потому что благородный Реджинальд Борн был младшим сыном второго лорда Келборна.
Его брат, который был старше на пятнадцать лет, по традиции унаследовал дом и большую часть состояния их отца.
Однако Реджи наслаждался жизнью с самого дня своего ни кем не ожидаемого рождения.
Он блистал красотой, был великолепным спортсменом, а его друзья оставались верны ему всю жизнь.
К неудовольствию отца и старшего брата, он женился на девушке, в которую был влюблен.
Она происходила из одной из лучших семей графства, но за ней давали очень маленькое приданое.
Все считали, что Реджи женится на богатой наследнице или на дочери знатного вельможи, ведь он был так красив.
Тем не менее он был безумно счастлив со своей избранницей.