Пятачок, царапая пол крючьями, заковылял к Леониду и повернул дергающееся в конвульсиях тело к себе задом.
— Нет… Нет, нет… нет… — шептал тот.
— Тебя подсадить? — с участием спросил Пух друга. — Хочешь, я просто брошу тебя на Кролика? Как котенка на занавеску? Удержишься на коготках?
— Не надо, я сам. Ремни чуть ослабь, а то мне высоко.
— Я сделаю все, что вы захотите, — икая, выдавил Леонид.
Из его глаз хлынули слезы.
— Не бойся, — ласково произнес Пятачок. — Больно будет только сначала. — Он провел когтями по его спине, и взрыхленные борозды кожи тут же набухли темной кровью.
Леонид взвыл от ужаса и боли, изогнулся, стараясь стряхнуть психопата, прильнувшего к нему. Но Пятачок вцепился в него словно клещ.
— Иди к папочке, — зловеще зашептал он. — Хрю-хрю.
Член, утыканный шипами, уперся в анальное отверстие пленника. Леонид завизжал. Один крючок зацепил розовую плоть, из ранки выступила бусинка крови.
— Остановитесь, — без каких-либо эмоций сказала Татьяна.
Пух с Пятачком удивленно повернули головы.
— Больные уроды, — процедила она. — Развяжите нас. Будем на равных.
— Ты тоже хочешь любви? — спросил Пух и покосился на нее. — Не серди меня. А то я займусь тобой.
— Только попробуй. Оторву твой стручок к чертовой матери! — пообещала женщина.
Ее ноздри гневно раздувались, на скулах играли желваки.
Она сплюнула и заявила:
— Импотенты!
— Я не импотент, — насупившись, возразил Пятачок и отстранился от Леонида. — Винни, чего она обзывается? Я умею трахаться.
— Ну да. Я уже поняла, что ты некрофил.
Пятачок обиженно хрюкнул и застенчиво возразил:
— Это уже детали.
Татьяна яростно смотрела на маньяков.
— Импотенты? Больные уроды? Знаешь что, Пятачок, — медленно проговорил Пух. — Мне тут в голову пришла гениальная мысль. Хоть у меня там одни опилки.
Мультяшный поросенок с интересом уставился на друга.
— Вы ведь жениться собирались? Так? — обратился к женщине Пух.
Она промолчала.
— Можешь не говорить, я все знаю, — снисходительно процедил Пух и наклонился к уху Леонида. — Вот что, лапочки мои. — Все, что собирались сделать с тобой, мы произведем с твоей невестой. Тогда твой долг будет списан. Уж так и быть, я поищу мед в дупле с пчелами.
Леонид исподлобья глядел на сумасшедшего.
— Только один нюанс, — сказал тот. — Ничего не будет без твоего согласия. Ты говоришь «да» — и мы сажаем тебя за стол. А твою киску — сюда.
— Вы убьете ее! — Леонид замотал головой.
— Нет, Кролик. Твоей киской займусь лично я, — сказал Пух, сально подмигнув жениху. — Все будет происходить естественно. Прибамбасы Совы мы использовать не станем.
Леонид шумно дышал, старался не встречаться взглядом с побледневшей Татьяной. Закусив до крови губу, она неотрывно смотрела на жениха.
— Кролик, у тебя ровно минута, — поторопил Пух. — Или ты отказываешься, и тобой занимается секс-машина Пятачок, или вы с киской меняетесь ролями. Кстати, в первом случае должок за тобой остается. — Пух чихнул и добавил: — Имей в виду, что твое молчание будет считаться согласием.
— Леня! — вскрикнула Татьяна.
Леонид отвернулся. Он до сих пор не мог поверить, что весь этот непрекращающийся кошмар происходит именно с ними.
Миллион. Семьсот тысяч лукошек с орешками, воздушные шарики!.. Тьфу!
— У тебя осталось тридцать секунд, — вернул его к действительности голос Пуха.
— Леня, — негромко позвала Таня.
Он заторможенно, как в замедленной съемке, поднял голову.
— Я люблю тебя, — сказала она, глядя ему в глаза.
«Я тоже», — хотел было проговорить он, но какая-то неведомая внутренняя сила удержала его.
Словно чья-то бестелесная рука закрыла ему рот. Леонид снова вспомнил сон, где Татьяна превратилась в ту самую девку, как там ее, Галя?..
У него мгновенно пересохло в горле. Перед глазами скользнуло видение, от которого в жилах похолодела кровь, — здоровенный фаллос, утыканный крючками. Только от одной мысли о том, на что эта штуковина способна, окажись она внутри его тела, паника ураганной волной вымывала из него все человеческое, оставляя лишь всепоглощающий ужас. Сейчас он был не в состоянии здраво рассуждать, им двигали исключительно паника и инстинкт самосохранения.
— Пятнадцать секунд.
Леонид с трудом сглотнул. Он вспомнил их первое свидание, незабываемый вкус губ Тани и, сам того не замечая, провел языком по губам. Они все еще были сладкими от подсыхающей сгущенки.