Теперь в городскую черту Манилы, территория которой к 1976 году возросла до 653 квадратных километров, вошли многие ее города-спутники, ранее относившиеся к провинциям Рисаль и Булакан.
Дорога, проходившая по бульвару Рохаса, раньше пересекала три города: Манилу и ее спутники — Параньяке и Пасай. В настоящее время в состав Большой Манилы входят города: собственно Манила, а также Калоокан, Кесон-сити, Пасай, Патерос, Навотас, Сан-Хуан, Малабон, Мандалуйонг, Макати, Параньяке, Лас-Пиньяс, Тагуиг, Мунтинлупа, Пасиг, Марикина и Валенсуэла. Очевидно, это слияние явилось вполне логическим следствием процесса урбанизации, ускоренного к тому же социальными проблемами соседних с Манилой провинций.
Молитва в цитадели
Итак, центр Интрамуроса — цитадель, или, как ее называют столичные жители, крепость на берегу реки Пасиг. После второй мировой войны от нее почти ничего не осталось. С моря дует легкий бриз, он играет большим флагом над цитаделью, рябит воду в лужах, напоминающих о недавно прошедшем дожде, гладит высокую мягкую траву во внутреннем дворе крепости, который можно было бы сравнить с английским парком, если бы в этот момент вами не овладевали другие мысли.
Цитадель хранит историю Филиппин последних четырех столетий. Покорив в конце XVI века раджу Солимана, чья резиденция находилась на этом месте, испанцы возвели здесь крепость. Фундамент ее был заложен 21 июня 1574 года. За десять лет каторжники построили этот так называемый «Величественный и всегда благородный город». В последующие годы цитадель была расширена и получила название форт Сантьяго. Внешний вид крепости впоследствии много раз менялся, ее назначение — никогда. Сюда не разрешалось входить ни одному филиппинцу, разве что в качестве узника, и тот, кто входил сюда, часто заранее прощался с жизнью. В этой крепости томились многие известные борцы за свободу. Во время японской оккупации туда бросали не только филиппинцев, но и тех американцев, которые вели подпольную работу против японской армии.
В ночь накануне казни Хосе Рисаля пятьдесят шесть мужественных его соратников были замучены в камерах пыток. Эти зловещие камеры расположены под казематами, значительно ниже уровня моря. Две из них открыты сегодня для посетителей: квадрат два на два метра на глубине четырех метров; каменную клетку перекрывают металлические балки. Когда морские волны устремлялись через Пасиг в город, вода нередко попадала в эти клетки, поднимаясь медленно и неотвратимо. Никто не слышал молитв узников. Стихия требовала жертв — так обычно принято выражаться в литературе, но в данном случае мучители просто топили свои истерзанные жертвы!
О шестистах филиппинцах и американцах, утопленных незадолго до окончания второй мировой войны японскими оккупантами в камерах, напоминает скромный белый мраморный крест, стоящий в крепости. В 1945 году, перед тем как капитулировать, японцы подожгли цитадель. Седые каменные стены хранят следы ногтей несчастных пленников, в ужасе и отчаянии пытавшихся выбраться наружу. Сколько молитв и стонов слышали эти стены! Люди молили о свободе, о жизни, о независимости своей родины. Во время второй мировой войны в крепости Сантьяго побывал в заточении будущий президент Филиппин Фердинанд Маркос. История помнит и иные молитвы, которые творили другие люди, надежно охраняемые властями и мечтавшие о захвате чужих земель, чтобы множить свои богатства. «Господи боже наш, наши юные патриоты, кумиры сердец наших, идут в бой — пребудь с ними. В мыслях мы вместе с ними покидаем покой и тепло дорогих нам очагов и идем громить недругов. Господи боже наш, помоги нам разнести их солдат снарядами в кровавые клочья; помоги нам усеять их цветущие поля бездыханными трупами их патриотов; помоги нам заглушить грохот орудий криками их раненых, корчащихся от боли… помоги нам истерзать безутешным горем сердца их невинных вдов; помоги нам лишить их друзей и крова, чтобы бродили они вместе с малыми детьми по бесплодным равнинам своей опустошенной страны, в лохмотьях, мучимые жаждой и голодом… развей в прах их надежды, сгуби их жизнь, продли их горестные скитания…»[4].
Такую сатиру сочинил Марк Твен на «военную молитву», которая сопровождала американские завоевания, — какой сарказм и какая блестящая характеристика империалистического военного подхода! А кроме того, какое надо иметь мужество, чтобы писать такие строки в то время! Марк Твен написал их более чем за полстолетия до ада в Индокитае, в котором погибли сотни тысяч людей и который, по существу, ничем не отличался от ада на Филиппинах времен военного похода. Разумеется, филиппинцы не сдались без борьбы новым господам, пришедшим в 1898 году на смену испанцам. Генерал Макартур (отец Дугласа Макартура) самодовольно рапортовал о том, как эта «военная молитва» была «услышана»: «Впечатление такое, будто стреляешь по рыбам в пруду. Мои добровольцы — большинство из них отличные стрелки с детства — отправились на западный берег реки и спокойно выбирали себе мишень. В десять утра все уже было закончено, а река стала розовой от крови филиппинцев…»