Арч протянул руку, распахнул дверцу и вытолкнул Рорера на тротуар. К ним присоединились Фрэнк и Лилиан Гольдбош, которые вышли из машины с другой стороны.
- Я нашла ответ, - проговорила женщина. - Старый страх, тот, который погубил целые народы... Он первый, а будут еще... и еще...
Ее глаза остекленели от ужаса, однако она направилась к дому.
- Я запрещаю! - крикнул Рорер, подбегая к ней. - Вы не имеете права! Я позвоню в полицию! Вас арестуют за похищение, за нарушение права частной собственности...
Лилиан смотрела мимо него. На перемычку над дверью. Ее лицо вдруг просветлело.
Рорер обернулся. Арч и Фрэнк тоже попытались проследить взгляд Лилиан. Перемычку украшала сверкающая медная доска, у самого верха которой виднелось маленькое отверстие, а в нем - диковинные буквы.
- Шаддай, - проговорила Лилиан Гольдбош, осторожно прикоснулась к отверстию, затем поцеловала кончики своих пальцев. Лицо женщины чудесным образом преобразилось.
Виктор Рорер застыл как вкопанный.
- Замечательная мезуза[В иудаизме - шкатулка с пергаментом, на котором записаны цитаты из Торы. Мезуза крепится над входной дверью дома.]. Виктор, - сказала Лилиан, поворачиваясь к юноше. - Пойдемте, ребята. Теперь встречаться с родителями Виктора нет никакой необходимости.
Арч и Фрэнк уставились на Рорера. Тот вдруг стал похож на загнанное животное, от прежнего напускного равнодушия не осталось и следа. Он стоял на нижней ступеньке крыльца, одинокий и напуганный.
- Виктор, - произнесла Лилиан, - такой вещи, как счастливое детство, попросту не существует. Но надо как-то жить. Попытайся, Виктор. И пойми, мы с тобой вовсе не враги. - Помолчав, она прибавила: Я помолюсь за тебя.
Фрэнк с Арчем целую минуту озадаченно разглядывали Рорера. Они увидели пустышку. Пугало. Ничтожество, возникшее наместе цельного человека. Пожилая женщина, внезапно обретшая уверенность, с помощью невразумительных слов превратила Виктора Рорера в ничто, опустошила, точно мусорное ведро.
Рорер тихонько взвыл, сбежал с крыльца, пересек лужайку и скрылся за домом.
- Что вы ему сказали? - спросил Арч. - Что это значит?
Лилиан подошла к машине величавой королевской поступью. Ребята распахнули перед ней дверцу.
- Шаддай, - ответила она с улыбкой. - Таково, по Второзаконию, одно из имен Господа.
Лилиан села в машину, дверца захлопнулась. Арч и Фрэнк переглянулись. Ерунда какая-то. На их глазах явно произошло что-то значительное, но что именно никак не понять.
Они отвезли женщину домой. Лилиан поблагодарила, просила заходить. Ребята так и не рискнули поинтересоваться, что же все-таки произошло, ибо чувствовали, что о таких вещах не спрашивают - до них доходят своим умом.
Неожиданно им почудилось, что все, случавшееся в жизни до сих пор, -сущие пустяки. Танцульки, девочки, машины, школа, которая ничему не научила, бесцельная трата времени в кино и на пикниках, на улицах и на спортплощадках- все показалось ерундой по сравнению с тайнодействием, совершившимся у них на глазах.
- Шаддай, - повторил Арч.
- И мезуза... Кажется, так, - откликнулся Фрэнк. Они отправились к однокласснику, с которым никогда прежде не разговаривали. Его звали Арни Шугармен, и он объяснил им три вещи.
Вернувшись в квартиру Лилиан Гольдбош, они сразу поняли - что-то случилось. Входная дверь была приоткрыта, изнутри доносились звуки классической музыки. Ребята распахнули дверь настежь и заглянули в квартиру.
Лилиан Гольдбош лежала на залитом кровью полу, голова и руки женщины покоились на софе. Похоже, ее убили паровым утюгом. Ребята вошли в квартиру, избегая смотреть на лицо убитой, превратившееся в громадный сгусток крови. Убийца бил и бил, поддавшись злобе, что не имеет ни начала, ни конца. Фрэнк снял телефонную трубку, набрал номер.
- П-полицйю, пожалуйста... Я хотел бы сообщить... об убийстве...
Лилиан Гольдбош погибла, пораженная тем самым страхом, что преследовал ее на протяжении многих лет, а потом наконец нашел и внес в список своих жертв. Она нашла ответ - на двадцать пять лет позже, чем следовало.
Механическая птица опустила клюв в стакан с водой, выпрямилась, снова уронила голову, потом еще раз, еще и еще...
Виктор Рорер сидел на тротуаре, дожидаясь, пока его найдут, и взирал на мир безумным взглядом. Его глаза, огромные золотистые шары, в глубине которых плясали огоньки, уже ничего не видели.
Прошлое. Детство, когда его как только не обзывали... Родители, такие смешные, говорящие по-английски с диковинным акцентом... И никаких друзей, по этой самой причине...
Из-за мезузы над дверью. Из-за священного предмета, из-за орнамента, в котором - прямоугольный кусочек пергамента с текстом на древнееврейском, цитатой из Второзакония.
Виктор Рорер сидел за громадными мусорными ящиками, от которых пахло противно и в то же время приятно; сидел, подтянув колени к подбородку, в позе эмбриона, уставясь невидящим взором на свои руки.
На душе у него было пусто и тихо. Впервые за все годы, наполненные криками, воплями и воем сирены - звуками, от которых ничто не мокло защитить.
Виктор Рорер и Лилиан Гольдбош, оба евреи, обоих загнали в угол...
Однажды в Детройте и тот, и другая ответили своими жизнями на вопрос, который двое школьников даже не думали задавать и о котором начали догадываться только теперь...
Никому не суждено избежать наступления ночи.