Когда же душа моя — пречистая дева, и сознание моё — ясновидящая мудрость, и дух мой — животворная святость, тогда сам я — любовь, которая есть одно с Твоею любовью. Чрез любовь вижу я Тебя как себя, и Ты видишь меня как Себя.
Чрез любовь не гляжу на себя, но только на Тебя. Чрез любовь Ты не глядишь на Себя, но только на меня.
Любовь жертвует собой и ощущает жертву не как отдавание, но как приобретение.
Дети земные, слово — самая длинная молитва.
Существует ли земная любовь? — спрашивают меня соседи мои. Настолько же, насколько и земной Бог! Земная любовь, как и все земное, — лишь сон и сказка о любви. Насколько идолы схожи с Богом, настолько земная любовь похожа на Любовь. Насколько дым походит на пламя, настолько ваша любовь походит на божественную.
Когда размениваете золотой на гроши, вы уже не называете гроши золотым, но — грошами. Как же тогда любовь божественную, измельчённую и перемолотую в прах временем и пространством, называете любовью, а не прахом?
Господи, удостой мя любви, которой Ты живёшь и живот подаёшь.
Удостой мя любви Твоей, Господи, и буду свободен от всех законов.
Всели любовь Твою в меня, и любовь вселит меня в Тебя.
Гл. 35.
Мученики правой веры, молите Бога о нас.
Вера ваша приблизила вас к сияющему престолу славы, украшенному лучезарными Серафимами и пресильными Херувимами. Вы ближе к бессмертию, чем мы, и молитва ваша чище и слышнее.
Помяните в молитве своей и нас, дабы и вам ещё более огласиться на небе. Понесите и нас на себе, — и ещё быстрее и легче полетите вы к престолу славы. Кто одного себя несёт, тот легче ходит и чаще спотыкается. Чем больший груз братьев своих тянете вы, тем быстрее летите.
Сказал я людям: все вы мученики, но не все одного мученичества. Мученики за правую веру — не одно и то же, что мученики за ложную веру. Воистину, даже кости у них отличаются, не только душа. Ибо душа переносит силу свою и немощь и на кости.
Вы, страдающие за правую веру, страдаете за то, что видит духовное зрение ваше. Вы, страдающие за ложную веру, страдаете за то, что видят телесные очи ваши. Вы, первые, страдаете за веру явную и истинную; вы, вторые, страдаете за грёзу и призрак.
Зрение духовное назвало знание своё скромным именем — вера. Очи телесные назвали веру свою гордым именем — знание. И одно и другое — лицезрение: первое — лицезрение мирной и сиятельной сути вещей; второе — лицезрение колебаний этой сути во мраке.
Из всех дел самое неизбежное — мучение ваше, сыны неба и сыны земли. Мучение ваше — в бегстве вашем. Или бежите от тьмы к свету, или от света к тьме. Если бежите от тьмы к свету, то поднимете против себя весь мiр. Если бежите от света к тьме, Небо удалится от ваших судорог и погибели вашей.
Пересекаются пути сынов человеческих, и столкновения неизбежны. Ибо одни держат путь на Восток, а другие на Запад. Господь милостив и всем посылает ангелов Своих.
Душа моя полна мучеников, словно нива плодоносная — пшеницы и сорняков. Одни глядят на Восток, другие на Запад.
Шепчу душе своей в полунощи: доколе будешь распинать себя между раем и адом? Соберись с духом и устремись туда, куда шли мученики правой веры.
Шепчу соседу своему на заре: не выбирай слишком нахоженной дороги, ибо многие трупы смердят по обочинам её. Пойдём по тропе, ведущей в гору; крута она, но не смердит трупами.
Шепчу утром и вечером вам, мученики правой веры: молите Бога о нас.
Гл. 36.
Мученики доброй надежды, молите Бога о нас.
Вы, похоронившие все надежды свои, дабы одной лишь надеждой быть богатыми;
Вы, дожившие до кончины многих надежд людских и видевшие прах;
Вы, зрившие многие заплаканные очи, возвращающиеся с кладбищ надежд своих;
Вы, слышавшие многие исповеди о скверном запахе любой надежды земной, — там, где кончается она.
Вы, давшие распять себя за одну избранную вами надежду, которая не ведёт ни к праху, ни к кладбищу, ни к запаху зловонному.
Вам молимся и покланяемся: молите Бога о нас.
Видел я ребёнка, который долго гнался за птицей с яркими перьями и зелёным клювом, и когда поймал её, птица клюнула его, и он заплакал.
И сказал я: таковы и вы с надеждами вашими, сыны человеческие, и таков конец ваш.
Видел я другого ребёнка, что долго гнался за стаей весенних бабочек, и когда мог уже поймать одну, оставил её и побежал за другой, показавшейся ему более красивой.