Воистину, знатоки мiра сего знают все, кроме того, что они — слуги сатанинские. В день последний сатана обрадуется числу колосьев в жатве своей. Сплошь пустые колосья! Но по глупости своей и сатана смотрит на число, а не на полноту. Один колос Твой стоит всей жатвы сатанинской. Ибо Ты на полноту жита живого смотришь, Победителю смерти, а не на число.
Напрасно говорю безбожным: устремитесь ко Древу Жизни, и узнаете больше, чем хотите узнать. Из древа познания сатана творит вам лестницу в подземный мiр.
Смеются надо мной безбожные: ты хочешь через Древо Жизни привести нас к твоему Богу, которого мы не видим.
Аминь, никогда Его и не увидите. Свет, слепящий очи даже Серафимам, навек попалит зеницы ваши.
Среди всего растущего из гнили земной самые редкие — те, кто в Бога веруют. О, озеро и горы, помогите мне возвеселиться оттого, что и я иду с этими самыми редкими, самыми неслышными, самыми презренными.
Ещё немного, немного, братие, и путь наш окончится.
Ещё немного, немного удержи нас, Победителю смерти.
Гл. 6.
На колени, племена и народы, пред величием Божиим. Скоро падаете на колени пред главарями своими, а медлите пасть к ногам Всемогущего!
Говорите: разве нас, таких малых, накажет Господь? Вот если бы Он создал нас большими и сильными — тогда бы и наказывал! А то мы едва выше колючки у дороги пред лицом гулкой вселенной, а ты нам грозишь наказанием неизмеримо Большего, чем мы…
Безумцы! Когда главари ваши зовут вас на зло, от которого и вселенная содрогается, тогда вы не говорите, что чересчур малы. Только от светлых дел отговариваетесь своей малостью и слабостью.
Хоть и малы вы на вид, но под великим именем вписаны в книгу судьбы. Праотец ваш имел архангельское величье и сиял ликом архангельским. Посему и вам определена или архангелова награда, или наказание архангелово.
Когда в сердце праотца вашего вкралось желание познать творение без Творца, архангельский лик его потемнел, как земля, и величье его разбилось на куски — на вас, семя его. Ибо возжелал познать мелкое, — вот и разбился в мелкие куски, чтобы войти в мелочи, и вкусить их, и испробовать их.
Все осколки, все мелкое и премелкое должно воссоединиться и обратиться лицом от земли ко Творцу своему. Чтобы архангельский праотец ваш вновь воссоздался из кусков, и чтобы лик его вновь засиял светом зеркала, к солнцу обращённого.
Господи мой и Творче мой, восстави человека, каким Ты сотворил его от начала. Человек, каков он есть теперь, — не Твоё творение. Такой, какой он теперь, человек — творец самого себя. Имя ему немощь — откуда было взяться немощи в руках Твоих? Имя ему страх — как мог страх прийти от Неустрашимого? Имя ему злоба — как могла передаться злоба от Незлобивого?
Исполни мя Собой, здравие моё; исполни мя Своим вечным светом утренним, и испарится из меня немощь, страх и злоба. Так болото на солнце испаряется и претворяется в ниву плодородную!
Гл. 7.
Если бы мог я из камня сотворить музыкантов, и из песка озёрного — танцовщиков, и из листьев всех гор — певцов, чтобы помогли мне славить Господа! Чтобы и глас земли слышался среди хоров ангельских.
Навалились сыны человеческие на трапезу отлучившегося Хозяина, и никому не поют, кроме самих себя и жирных кусков своих, которые принуждены будут в конце концов вернуть земле.
Прискорбна слепота сынов человеческих, не видят они силы и славы Господней. Птица живёт на горе — и не видит горы. Рыба плавает в воде — и не видит воды. Крот в земле роется, и земли не видит. Взаправду прискорбна схожесть человека с птицами, рыбами и кротами.
Люди, как и животные, не обращают внимания на то, чего слишком много, и поднимают веки свои лишь на редкости да диковины.
Слишком много Тебя, Господи, дыхание моё, — оттого люди не видят Тебя. Слишком очевиден Ты, Господи, воздыхание моё, — оттого внимание людское отвращено от Тебя и устремлено к белым медведям, к диковинам далёким.
Слишком служишь Ты слугам Своим, верность моя сладчайшая, и оттого подвергнут презрению. Слишком рано встаёшь, чтобы засветить солнце над озером, — и оттого дремливые Тебя не терпят. Слишком ревностен Ты в возжигании ночных кадил на своде небесном, ревность моя непревзойдённая, — а ленивое сердце человека куда больше шепчет ему о нерадивом слуге, чем о ревностном.