МОЛЛА НАСРЕДДИН
Предисловие
Молла (ходжа) Насреддин — популярный персонаж анекдотов в фольклоре многих народов Ближнего Востока. Образу Насреддина посвящено немало солидных научных работ[1]. Причем одними исследователями этот персонаж рассматривается как дальнейшее развитие образа героя арабских анекдотов Джухи, другие же ученые усматривают в идентичных анекдотах о Джухе и Насреддине лишь типологическое сходство, обусловленное тем, что в фольклоре почти каждого народа имеется популярный герой-острослов, наделенный самыми противоречивыми качествами.
Большинство рассказов о Насреддине сложилось в среде городских и сельских низов, но есть и такие анекдоты, которые возникли в другой социальной среде. Каждая общественная прослойка накладывала на образ Насреддина свой отпечаток, и этим в какой-то мере объясняется противоречивость облика героя рассказов.
Устные по происхождению, рассказы о Насреддине когда-то были записаны безымянными собирателями и вошли, таким образом, в письменную литературу, сохранив некоторые стилистические и речевые особенности устного жанра.
Когда в персидском народном творчестве возник образ Насреддина, сейчас трудно определить. Характерно, что в персидских анекдотах нет попыток увязать Насреддина с каким-либо реальным историческим деятелем: лица, противостоящие ему, названы «правитель», «эмир». Совершенно противоположную картину мы наблюдаем в турецких анекдотах, где Насреддин выступает как современник то сельджукского султана Алааддина Кей-Кубада (XIII в.), то Тимура (XIV в.).
Рассказы о Насреддине принято называть анекдотами по жанровым характеристикам, но не все они соответствуют русскому анекдоту в его современном понимании — со смешным, забавным случаем в основе. Многие рассказы о Насреддине выходят по своим жанровым особенностям за рамки анекдота, например такой короткий рассказ:
Кто важнее?
Насреддина спросили:
— Кто важнее? Крестьянин или помещик?
— Крестьянин, — отвечал Насреддин. — Если не будет крестьянина, то помещик помрет с голоду.
Едва ли эту миниатюру в прозе можно причислить к анекдотам.
Обличительность — не единственная характерная черта рассказов о Насреддине, есть среди них и такие, в которых наш герой выступает униженным и оскорбленным, порой даже пришибленным. Образ Насреддина, как и всех его типологических собратьев, противоречив. Он вовсе не является сусальным положительным героем — напротив, в некоторых рассказах он выступает жестоким, несправедливым и жадным, как, например, когда он вымогает у крестьян плату, пользуясь их невежеством, или когда он заставляет нищего подняться на второй этаж, чтобы там отказать ему в подаянии. Таких случаев в рассказах о Насреддине довольно много. Однако значительно больше эпизодов, в которых Насреддин выступает защитником униженных. И эта противоречивость объясняется не только тем, что рассказы о Насреддине возникли в различных социальных слоях, но и прежде всего самой природой литературного образа Насреддина.
Поведение Насреддина не обусловлено сюжетной ситуацией, его поведению, казалось бы, чужд здравый смысл. Основная черта Насреддина как литературного героя — это выходить из любой ситуации победителем. Правда, победа эта чисто условная, так как он может быть обманут, обворован, избит, унижен, он постоянно страдает от тирании жены, над ним издеваются приятели. И тем не менее в этом конфликте Насреддин берет верх над своими противниками, он побеждает словом. Насреддин так виртуозно владеет словом, что нейтрализует любое свое поражение, любую неудачу и повергает в замешательство любого Противника.
Другое оружие Насреддина — притворная глупость, показное невежество. Он вовсе не глуп, весьма образован и начитан, но притворяется. Когда он не может ответить на несуразный вопрос, он так и признается: «не знаю». На вопрос же, почему он тогда берется читать проповедь, Насреддин отвечает, что на минбар вознесли его знания, а если бы он поднялся на высоту своего невежества, то оказался бы на небесах.
Порой читатель находится в большом сомнении, так как трудно определить, то ли Насреддин изображает дурачка, то ли на самом деле он такой темный и невежественный. Вспомним его «научный» диспут со странствующим мудрецом. Насреддин с честью отвечает на все замысловатые вопросы философа, но, когда его просят растолковать значение жестов и знаков, при помощи которых они переговаривались, Насреддин несет такое, что не знаешь, то ли он шутит, то ли произошло случайное совпадение. В этом недоумении читателя, его изумлении как раз и заключен эстетический эффект рассказа.
1
В. А. Гордлевский, Ходжа Насреддин, — «Анекдоты о Ходже Насреддине», М., 1957; И. С. Брагинский, Предисловие, — там же; «Der Hodsha Nasreddin. Turkische, arabische, berberische, maltesische, sizilianische, kalabrische, kroatische, serbische und griechische Marchen und Schwanke», gesammelt und herausgegeben yon Albert Wesselsky, Bd I-II, Weimar, 1911; P. N. Воratav, Autour de Nasreddin Носа (Textes et commentaires). — «Oriens», 1963, 16, стр. 194-223,