Стараясь не обращать внимания на голодные спазмы в желудке, я взглянула на хозяйку, которая возилась у мойки. Что-то в ее бормотании меня насторожило. Я давно привыкла к тому, как хозяйничает Марджери (на моей памяти она изо дня в день проделывала одни и те же действия в строгой последовательности), но сейчас я почувствовала в ее движениях неуверенность. Вот она тщательно вымыла кастрюлю и долго вытирала ее посудным полотенцем. Потом замерла, прижимая кастрюльку к груди, и начала беспокойно оглядывать кухню. Распахнула холодильник, пристроила посудину туда, но тут же вынула, досадливо мотнув головой. Потом принялась один за другим открывать кухонные шкафчики, и огорчалась, видя, что они все заняты бокалами или тарелками. Я понимала, что Марджери ведет себя необычно, прежде за ней такого не водилось, хотя, что греха таить, в последнее время подобные происшествия случались все чаще.
Забыв о миске с остывшим пюре, я подошла к шкафу, который хозяйка еще не проверяла. Встав рядом с дверцей, я уверенно взмахнула хвостом и громко мяукнула.
Марджери блуждала по кухне рассеянным взглядом. Мне пришлось еще несколько раз требовательно мяукнуть, чтобы привлечь ее внимание.
– Что такое, Молли? – в голосе хозяйки слышалось легкое раздражение.
Я энергично потерлась головой о дверцу шкафа в надежде, что она поймет, что я пытаюсь ей сказать.
Марджери помедлила и с минуту смотрела на меня отсутствующим взглядом, а потом нагнулась и потянула дверцу на себя.
– Ах, Молли, ты моя умница! – воскликнула она, обнаружив в шкафу аккуратные ряды кастрюль. Марджери водрузила кастрюльку на место и ласково погладила меня между ушей. Тронутая ее благодарностью, я замурлыкала, но тревога, с некоторых пор поселившаяся где-то в глубине моей души, не исчезла.
В последующие месяцы нам с Марджери не раз приходилось проделывать нечто подобное. У меня вошло в привычку внимательно следить за движениями хозяйки и быть начеку, если она собиралась сделать что-нибудь необычное – положить очки в морозилку или оставить ключи от дома на полочке в ванной. Когда Марджери впадала в отчаяние – а это неизбежно происходило в таких случаях, – я помогала ей восстановить привычный ход вещей, мяукая там, где находилась пропажа. Сначала я воспринимала это как нашу веселую игру и приходила в восторг от собственной наблюдательности, но со временем стала замечать, что моей хозяйке она не доставляет такого же удовольствия. Наоборот, Марджери огорчалась и раздражалась, браня себя за глупость.
В нашей жизни как будто ничего не изменилось. Марджери все так же хлопотала по хозяйству, наводила порядок, вытирала пыль, а я дремала на диване. Я помогала ей решать кроссворды: сидела рядом и ловила лапой ручку, пока хозяйка заполняла пустые квадратики. Но улыбка все реже и реже появлялась на ее лице, а иной раз я обнаруживала, что она сидит в кресле и плачет, отвернувшись к окну. Я изо всех сил старалась ее утешить, терлась о ее щеку, мурлыча во весь голос, но догадывалась: что-то идет не так, и не в моих силах это исправить.
Провалы в памяти, недоумение и растерянность, тревоги, потерянные чековые книжки и поиски ключей, положенных не на свое место. Поначалу это случалось от случая к случаю, потом стало повторяться все чаще, пока, наконец, не стало обычным делом. Не помогала даже моя наблюдательность – Марджери, казалось, теряла контроль над обычными, повседневными вещами, которые составляли основу ее жизни. Нашей жизни.
В тот день, поставив чистую кастрюлю в нужный шкаф, Марджери прошла в гостиную и включила телевизор. Мне бы следовало свернуться рядышком, и мы – два друга, которым не нужны слова, – скоротали бы вечер вместе, но я была голодна и по опыту знала: не стоит надеяться, что Марджери вспомнит обо мне и покормит. Я презрительно фыркнула на холодное пюре, глыбой застывшее в моей мисочке, выскользнула в кошачью дверцу и отправилась ловить грызунов к ужину.
Домой я в тот вечер вернулась поздно, Марджери уже легла. Я по своему обыкновению обошла перед сном весь дом, проверяя, все ли окна закрыты, заперта ли входная дверь и не забыла ли хозяйка выключить плиту. Убедившись, что дом в порядке и можно спать спокойно, я свернулась калачиком на диване и сладко уснула.
Утром я умывалась на подоконнике в гостиной, прислушиваясь, как наверху, в спальне, медленно передвигается моя хозяйка, одеваясь и причесываясь. Я очень надеялась, что сегодня у нас с Марджери выдастся хороший денек – она не будет то и дело ударяться в плач и не забудет предложить мне завтрак. Услыхав острожные шаги на лестнице, я спрыгнула с подоконника.