За столом становилось все оживленней. Звенели рюмки. Андрей Андреевич, чуть захмелев, принялся за воспоминания, — а уж ему-то было что рассказать!.. Он участвовал в вооруженном восстании железнодорожных рабочих, — тогда еще не было на свете ни Алиджана, ни Шермата, ни Марии. Плечом к плечу с русскими товарищами и узбеками он сражался против карателей генерала Коровиченко, пытавшегося утопить восстание в крови…
Если бы Алиджан прочел о таком в книге или в газете, — это, наверно, не произвело бы на него особого впечатления: не любил он «всякую там романтику». Но Андрея Андреевича он слушал с волнением, не сводя с него глаз, словно хотел разглядеть в нем того, прежнего Андрея, с винтовкой в руках, пылкого и бесстрашного.
Нет, нынешний Андрей Андреевич не походил на героя. Был он щупловат, худощав, усы — желтые от табачного дыма, и одевался неприхотливо: косоворотка, подпоясанная узким ремнем, грубые кирзовые сапоги… Каждый день, с рассветом, он уходил на работу, а вернувшись, допоздна возился в саду, заботливо ухаживая за виноградником, деревьями, пчелами…
У него, кроме дочери, было еще двое сыновей, уже взрослых, семейных. Один служил во флоте, в Калининграде, другой работал горным инженером в Новосибирске. Внуков он видел редко, зато его любила здешняя детвора: когда он возвращался с работы, ребятишки бежали к нему со всех ног, повисали на нем, а он довольно щурился, разговаривал с ними как с равными, одаривал всякими сластями. И Алиджану в свое время немало перепало от него и ласки, и лакомств…
Наверно, думал Алиджан, человек, который так любит детей, мог в революцию пойти на любой подвиг ради счастья человечества! И он, Алиджан, обязан ему и таким, как он, тем, что в детстве не знал ни нужды, ни подневольного труда, учился, рос без забот и тревог. Ох, пора, видно, кончать шалопайничать… Андрей-то Андреевич молодым пошел в революцию… А в партию когда вступил? Раньше, чем его, Алиджана, отец.
А Андрей Андреевич уже рассказывал об отце Алиджана: каким он был чутким, заботливым. Он-то и уговорил Андрея Андреевича, своего боевого друга, поселиться в этой махалле: народ, мол, тут очень радушный, друг за друга — горой. И он не жалеет, что пустил здесь корни: люди вокруг, и правда, хорошие. Не раз его выручали.
Мария тоже вспомнила о прошлом, — о веселом детстве, когда она дружила с местными мальчишками, играла с ними в орешки, и однажды Алиджан выиграл у нее полный карман орехов, и с ней же ими поделился.
— Помнишь, Алик?..
Алиджан раскраснелся, он уже чувствовал себя здесь, как дома: казалось — давно со всеми знаком. На душе было легко и светло.
Мария включила радиолу. Потанцевала с мужем, потом с Алиджаном.
Было уже часов десять, когда Иван Кузьмич поднялся из-за стола, шутливо сказал:
— Дорогие гости, не надоели ли вам хозяева? Время позднее — пора и честь знать. Поблагодарим за хлеб-соль Андрея Андреевича и Евдокию Петровну, и по домам.
Алиджан тоже хотел было уйти вместе со всеми, но Андрей Андреевич удержал его:
— Тебе-то куда торопиться? Живешь рядом, на работу завтра не вставать. Посиди еще немного.
Алиджана кольнуло напоминание о том, что он не работает. Он насупился, но Андрей Андреевич и бровью не повел:
— Оставайся, оставайся. Потолкуем о том о сем…
Евдокия Петровна принесла им горячего чаю. Чай немного взбодрил Алиджана, и тогда Андрей Андреевич, глядя на него в упор, спросил:
— Слушай, парень, а почему же ты все-таки не работаешь?
— Я… я работал, — промямлил Алиджан. — В колхозном ларьке.
— Ну, эта работа не для тебя.
Алиджан кисло усмехнулся:
— Так ведь министром меня не назначат…
— Тоже мне, предел мечтаний! Я с тобой серьезно. Как друг твоего отца. Его нет среди нас, но мы в ответе за судьбу его сыновей. И если один из них, зеница его ока, на неверном пути — мы обязаны его поправить. Так что ты уж не обессудь, если вмешиваюсь в твои дела. Со мной твой брат работает, вот это орел! А ты?.. Молодой, полный энергии, а на что тратишь свои силы и мужество? На ветер пускаешь! Шел бы и ты к нам на завод.
— Простым рабочим?
— А что в том зазорного? Рабочий — высокое звание. Этого не стыдятся — гордятся этим. Поработаешь в литейном цехе, сперва, может, подсобником, а там, глядишь, повысишь квалификацию, выйдешь в мастера. Ведь и образование у тебя есть, и голова на плечах, — верно?..
— Ладно, Андрей-ака. Я подумаю.
— Подумай, подумай. Я ведь тебе только добра желаю. Будь мужчиной, сынок!
XX