— Я слышал, ты оставил службу в медресе?
— Тоже мне служба! — хмыкнул Алиджан. — Стыда не оберешься.
— Чего ж в ней стыдного?..
— Я встретил своего бывшего учителя — готов был сгореть со стыда! Говорит, учил, учил тебя, неужели все пошло прахом?
— Пусть аллах покарает этого негодника! Какое ему до тебя дело? Тебе пора зарабатывать на жизнь — мать старая, и я уже стар… На то и дети, чтоб обеспечивать своим родителям спокойную старость. А ты оставил такое денежное место… Ах, сынок, сынок… Таксир очень обижен. Ты рассердил его. Нехорошо пренебрегать благоволением такого человека…
— А ну его! Найду другую работу.
— Такую же выгодную?..
— Да все равно не выйдет из меня суфи. Хоть голову снимите не выйдет.
— Алахзар!.. Покайся перед богом, не то он накажет тебя за твои нечестивые слова! — Буриходжа умолк, потом снова заговорил, сокрушенно-увещевающим тоном. — Вы, дети светопредставления, ходите с непокрытыми головами… А на непокрытые головы садится шайтан. Шайтан сел на твою голову!
Алиджан смолчал. Буриходжа, кряхтя, поднялся. На прощание он подал Халнисе-хола какие-то непонятные, заговорщицкие знаки. Это насторожило Алиджана — что они еще задумали?.. Он достал папиросу и закурил — было над чем поломать голову.
XXI
На землю опустились сумерки. Стрекотали кузнечики, прятавшиеся в траве, в трещинах дувалов. Над макушками высоких тополей бритвеннотонко сверкал серп молодого месяца. В арыке по-вечернему отчетливо журчала вода. Легкий ветерок колыхал листву деревьев — целый день они стыли в недвижном безмолвии, он словно оживил их. Повеяло вечерней прохладой…
Халниса-хола и Алиджан пили чай, сидя на супе.
— Сынок, — как-то нерешительно начала Халниса-хола. — Ты не слушай, что об отце говорят. Какой бы ни был, а он нам не чужой. Все-таки опора на черный-то день… Ты его слушайся, сынок.
Алиджан не понимал, куда клонит мать, но не прерывал ее, рассеянно прихлебывая чай, а она продолжала:
— Он говорит, ты уже взрослый, пора и о женитьбе подумать. — Алиджан вскинул на нее удивленный взгляд. — Слава богу, деньги у нас есть, выручила кое-что от продажи фруктов из нашего сада. Да и вещи кое-какие имеются — для невестки…
Разговор о свадьбе всегда волнует молодых! Алиджан закурил… Ведь и в самом деле, самая пора жениться. Он стал внимательней прислушиваться к словам матери.
— Слава аллаху, он дал мне сына, и я могу сосватать за него девушку, какая ему по душе. Нынче-то не прежние времена. — Халниса-хола хихикнула. — Помню, сосватали сыну нашего соседа, Мирсаида-гончара, дочку Абдукадыра, торговавшего халатами. Договорились о калыме, прошла помолвка — все честь честью… Невеста всем удалась: и лицом, и осанкой. Сыграли свадьбу. Жених прошел в угол, за полог, где сидела его суженая, поднял покрывало — да так и ахнул. Жена-то — рябая!.. Оказывается, сватам показали младшую дочь, красавицу, а помолвили сына гончара со старшей, рябой… Подумать только, как провели парня! Жених вышел из-за полога туча тучей: с ресниц снег падает! Слава богу, теперь никому не подсунут уродину, все на виду, на людях. Жених и невеста встречаются друг с другом и лишь потом идут за полог. Так-то оно и лучше. Без обмана.
Алиджан понимал, что это только предисловие, а самое важное впереди, но не торопил мать — пусть выговорится. Она полна была предрассудков и смирения перед мужем Буриходжой, но когда разговаривала с сыном и его сверстниками, любила порассуждать — как плохо было в старые времена и как хорошо в нынешние, любила показать себя женщиной развитой и самостоятельной. Вот и теперь она принялась ругать старину:
— Эти невежды улема напялили на нас паранджу, в ичкари держали, словно в тюрьме… А как свергли царя, так и мы, женщины, получили свободу. Помню, Казакова, Абидова, Шарипова выступали в женском клубе. Мы говорят, покончили с царским гнетом, теперь все равны, в костер паранджу! И многие побросали паранджу в огонь. Я тоже сожгла свою…
Алиджан все-таки решил вернуть мать к началу разговора:
— Мама, вот вы о свадьбе говорили… А ведь я еще не устроился на работу.
— И что? Женишься — поступишь куда-нибудь. А свадьбу не стоит откладывать. Сейчас-то самое время: фрукты поспели, виноград… А отец в тебе души не чает!
— При чем тут отец? — изумился Алиджан.
Халниса-хола замялась:
— Сынок, зачем далеко искать, когда рядом родня… Свои-то всегда надежней: как говорится, высыпется из-за пазухи, попадет в голенище. Твой отец мудрый и проницательный, он уж давно, все обдумал, и я с ним согласна. Прежде-то, каюсь, я о Фариде подумывала… Хорошая была бы невестка… Да вижу — черная кошка меж вами пробежала. Уж сколько времени соседка и глаз к нам не кажет. Видать, гордячка. Да ведь и то сказать — ученая, и постарше тебя… Что ж, значит, не судьба.