Алиджан насупился — ему не хотелось ни говорить, ни слышать о Фариде. Он давно ее не видел, и так как она не пыталась с ним примириться, повиниться перед ним, — окончательно уверовал в ее измену. А и то — разве он достоин любви такой девушки? Она образованная, самостоятельная. А он?… Лодырь и гуляка. Ничего, он еще всем покажет — чего он стоит! Небось, не хуже других. Силой же — с кем хочешь, может помериться!
В его раздумья вторгся умильный голос матери:
— Вазирхон тоже девушка смышленая…
— Вазирхон?! — только сейчас Алиджан начал понимать, что затеял отчим.
— А чем она плоха?.. Фариде-то, пожалуй, ни в чем не уступит. Сыграем, свадьбу, Вазирхон хозяйкой войдет в наш дом…
— На эту свадьбу вы и копили деньги? — лицо Алиджана стало злым, решительным. — Не бывать этому! И пусть отец не раскидывает сети…
— Да ты думаешь, что говоришь! — рассердилась и Халниса-хола, — Отец о тебе печется, а ты против его воли идешь?
— Мама!..
— Или мы худа желаем?.. Мы же тебе не чужие. И раз старшие решили — твой долг: покориться.
Алиджан усмехнулся:
— Выходит, отец и на моей женитьбе решил сэкономить? Чтоб из дому ни копейки не ушло?..
— Лаббай!.. Да что бы у него не было в мыслях — он твой отец. Кто противится воле родителей, тому всю жизнь жить в нужде.
— Ну и пусть! — Алиджан упрямо, по-бычьи наклонил голову.
— Разве Вазирхон плохая девушка? — в упор спросила мать.
— Да нет…
— Что она, хуже твоей Фариды?
— Ну, не хуже…
— Ты слышал о ней что-нибудь дурное?
— Нет.
— Так зачем же о ней так говоришь?
— А что я сказал?.. О ней я ни слова не сказал. Ну, да, она и хорошая, и умная. Она ведь моя сестренка, — он мотнул головой. — Вот тоже придумали: Вазирхон — мне в жены!..
— Не женишься на ней — опозоришь девушку. Уж вся родня наслышана о близкой свадьбе.
— Это отец постарался?
Халниса-хола совсем разошлась:
— Помолчал бы! Много вам воли дали. Запомни: будешь упираться, обидишь и меня, и отца. Мы не допустим, чтобы ты привел кого-нибудь с улицы! Тебе же добра желаем, неблагодарный. Не женишься на Вазирхон… на красавице нашей луноликой… проклянем!
Алиджан поднялся. Ну, и попал в переплет!.. Отчиму-то эта женитьба на руку, вот он и уломал мать, а она теперь наседает на него, на Алиджана. И уж раз они вбили это себе в голову, то скоро от него не отстанут. Да, пиковое положеньице… Как же из него выкрутиться?
Подавленный, мрачный, он вышел на улицу — надо было немного развеяться, собраться с мыслями…
XXII
На следующее утро Халниса-хола хмурилась, раздраженно гремела посудой. Даже Каплану от нее досталось ни за что ни про что — так стукнула пса, что он завизжал и забрался в конуру. Алиджан дал ему кусок черствой лепешки — пес не дотронулся до нее, глядел на хозяина жалкими, недоумевающими глазами… Алиджан ласково потрепал его по шее, лишь после этого Каплан, не вылезая из конуры, принялся с хрустом грызть лепешку.
Сам Алиджан старался не попадаться матери на глаза. Он понимал, что спорить с ней бесполезно. Она целиком была под влиянием отчима, а тот, видно, твердо решил добиться своего. Ну, так и он, Алиджан, тоже будет стоять на своем. Не жениться же, в самом деле, на Вазирхон, которая ему нисколечко не нравилась?..
Какая-то невзрачная, колючая. Худая, с желтым веснушчатым лицом… Жадность и крутой нрав отца породили в ней желчность и язвительность. Говорила она, отчеканивая каждое слово, — слова были хорошо прожарены… А язычок у нее — что жало змеи. Заденешь девушку — не поздоровится, таких колкостей наговорит — только держись! Да дело даже не в ее характере. Она Алиджану сводная сестра, еще не хватало — на сестрах жениться! Нет, он вовсе не намеревался подчиниться корыстным планам отчима. Только надо держать себя в руках. Как сказала однажды Джахан-буви, — к уму своему прибавь ума, а к гневу — терпения…
Когда Алиджан уже собирался уходить, Халниса-хола остановила его:
— Так что же мне сказать отцу?
Алиджан, задержавшись у калитки, спокойно, ответил:
— А то, что я вчера сказал.
— Ты подумал над своими словами?
— Еще как подумал!
Халниса-хола всплеснула руками и запричитала:
— Как же я ему теперь в глаза посмотрю?.. Что же это за мать, которая не может уговорить собственного сына?… Лучше уж мне умереть, несчастной, чем терпеть такой позор! Видно, я богом проклята, не дал он мне в жизни счастья и радости. — Она всхлипнула. — Вот помру… зароете меня в холодную землю… и позабудете.