Халниса-хола уснула…
На утро ей стало хуже. Малика сбегала за врачом, тот осмотрел больную, прописал лекарства, велел лежать, укрывшись потеплее. Он навестил Халнису-хола еще раз, сказал, что она уже на пути к выздоровлению, но посоветовал еще несколько дней не вставать с постели и продолжать принимать лекарства. Однако, Халнисе-хола, при ее беспокойном нраве, трудно было выдержать постельный режим. Ей надоело валяться без дела, она позвала невестку, ворчливо сказала:
— Эти доктора, видно, не вылечат меня, а залечат…
— Что вы, мама, это такой хороший врач!
— Ты помолчи! Сходи-ка к Савринисе, она живет у мельницы, накажи ей, чтобы нынче же ко мне заглянула. Пусть пошепчет свои заклинания, хворь-то как рукой снимет.
— Мама, это же ничего не даст!..
— Ай, невестушка, где это тебя научили пререкаться со старшими? Ступай к Савринисе.
Малике ничего не оставалось, как подчиниться свекрови. Она привела Савринису.
Савриниса не стала терять даром времени: насыпала в касу золы, в золу закопала лук и принялась кругами водить касой над Халнисой-хола, бормоча заклинания. Она то и дело восклицала: «кинна-кинна», изгоняя из соседки злого духа, издавала гортанные звуки, напоминавшие не то икоту, не то петушиное кукареканье. Потом бросила что-то в пиалу с чаем. Халниса-хола выпила чай, закуталась с головой в одеяло и уснула. Спала она до самого вечера. Малика сидела возле больной на курпаче, расстеленной на полу, и читала книгу. Ей часто приходилось отрываться от книги: она отгоняла от свекрови мух, налетевших в комнату, а когда Халниса-хола беспокойно ворочалась, постанывая во сне, укладывала ее поудобней. Пошел дождь, в окна повеяло сыростью и прохладой. Малика собрала белье, развешанное во дворе, и опять подсела к спящей свекрови. Поставив книгу на полку, она разложила перед собой белоснежные простынки, одеяльце, купленное Алиджаном, маленькую тюбетейку с пушистым пером филина и с задумчивой, смутной улыбкой перебирала все эти вещи — приданое будущего ребенка…
К вечеру с завода вернулся Алиджан. Заботясь о жене, он не позволял ей заниматься стряпней — они поужинали принесенными им консервами. Алиджан выжал для Малики в пиалу рубиновый сок граната, Малика отпила немного, передала пиалу мужу. Спать им не хотелось, — они до полуночи прошептались о чем-то своем, сокровенном… Ночью Малика подошла к постели свекрови, пощупала ей лоб. Халниса-хола вздрогнула, разлепила тяжелые веки:
— Это ты, дочка?
— Как себя чувствуете?
— Вспотела сильно. Даст бог, утром встану на ноги.
— Это у вас кризис, — шепнула Малика. — Ну… перелом в болезни. Видите, помогли лекарства!
— О каких лекарствах ты говоришь? Если б не Савриниса…
Малика только вздохнула: свекровь не переубедишь!.. Она переменила Халнисе-хола простыни, и та снова погрузилась в дремоту. А наутро Халниса-хола уже чувствовала себя настолько бодро, что поднялась с постели и нравоучительно сказала:
— Вы все не верите старым людям. А вот видишь — поставила меня на ноги Савриниса…
— Мама, при чем тут Савриниса? Это доктору надо сказать спасибо!
— Что твой доктор? — заворчала Халниса-хола. — Лечил, лечил, пичкал какой-то гадостью, и все без толку. А пришла Савриниса и выгнала из меня хворь…
Малике было и смешно, и грустно: ну, как доказать упрямой старухе, что к приходу Савринисы болезнь уже была побеждена! Вот так и укрепляются суеверия…
А скоро и Малике сделалось худо, ее увезли в родильный дом. Роды были трудные, потребовалось хирургическое вмешательство.
Весь вечер Алиджан пробродил во дворе родильного дома в тревоге и каком-то отупении. Он ни о чем не мог думать, кроме Малики. Вспоминал, как она ухаживала за его больной матерью, как все это время они питались одними консервами, — может, эта пища и виновата во всем?.. А совсем недавно они совещались, как назвать ребенка. Алиджан важно сказал: «Если сын — назовем Рустамом. Пусть будет таким же богатырем, как легендарный Рустам». Малика улыбалась, склонив голову ему на плечо. «А если дочь?» «Гм… Дочку назовем Надира».
Темнота во дворе сгущалась. В родильном доме зажгли свет, окна вспыхнули все разом. Алиджан, не отрываясь, смотрел на эти окна — за одним из них шла борьба за жизнь Малики и ребенка. До Алиджана доносился плач новорожденных — он походил на птичий щебет. Сколько детей впервые увидели свет в этом здании! Здесь они в первый раз открыли глаза, овеяли щеки матерей слабым теплым дыханием, осчастливили их первым своим криком. Сколько женщин ушло отсюда с просветленными лицами, крепко прижимая к груди своих малышей!