Царевна едва не спрыгнула со спины Крапчатого — укутать теплым плащом, без промедления лечить раны. Камень чуть не силой удержал ее.
Вслед неслись проклятья, слышимые все яснее и яснее. Преследователи не собирались прекращать гонку.
— Крапчатый, поднатужься, — попросил Камень. — Хоть бы кто-нибудь из них сорвался в пропасть, раздави их трехрогий великан.
***
За всю свою долгую жизнь Камень не припоминал более безумного перехода через перевал Лучезарного копья. Только многолетняя выучка Крапчатого и помощь горных духов уберегли беглецов от полета в бездну. Камень готов был поклясться, что духи предков, услышав его мольбы, заботливо подставляют спины своему последнему потомку, могучими ладонями придерживают снежные глыбы, висящие над головами путников, убирают с пути обломки скал и осколки льда.
Синеглазова свора дышала в спину, и не приходилось даже оборачиваться, чтобы отмечать ее приближение, наемники гнали своих зенебоков во всю прыть, так, что те постоянно оскальзывались и спотыкались на осыпях, и брань их хозяев была слышна, наверно, даже в надзвездных чертогах Великого Се.
Из трех Синеглазовых дюжин уцелело не более половины головорезов: которые полегли у пещеры, которых горные духи не пропустили. Все равно их оставалось слишком много. В травяном лесу наемники имели преимущество: Крапчатый и Гривастый невольно создавали дорогу для них. Камень даже не брался пересчитывать количество голов, маячивших вдали над верхушками травы, лопатками ощущая остроту их копий.
Ветерок уже не боец. Золотоволосая голова отчаянного Урагана поникла, и на спине зенебока он держался только чудом. А Крапчатый? Сколько еще выдержит сердце старого друга?
Рассыпающиеся крошкой и пылью, истоптанные шагами времен подошвы гор ничего не слышали о ночной метели. В этот утренний час травяной лес окутывал туман, и зенебоки, казалось, шли вброд по молочной реке. Дорога становилась все более ровной и широкой. По этому пути двигались караваны торговцев, вывозивших руду с медного прииска старого Дола.
Сам рудник располагался с правой стороны от Великанова Рта на границе владений рода Земли и Могучего Утеса. У Камня болезненно сжалось сердце. Именно его предки, славившиеся на весь Сольсуран своими горными мастерами, знатоками золотоносных, медных и серебряных жил около полутора веков назад обнаружили это месторождение, с которого до сей поры на весь Сольсуран и в окрестные земли поставляли медь и самоцветы. Именно они начали первые разработки, терпеливо, как старший брат младшему, передавая секреты мастерства своим родичам, детям Земли. Теперь былое богатство и слава стали достоянием всепоглощающей реки забвения. Скоро, очень скоро, ее воды поглотят последнего в роду.
Камень понял, что возвращением в родные места Небесный Кузнец замкнул последнее звено в цепи его жизни, связав с самым первым звеном. Лучшей кончины он для себя и не желал. Сольсуранская царевна и скрижаль стоят того, чтобы за них умереть! Только пересадить девушку на спину к Гривастому — если силы совсем оставят Ветерка, она не даст ему упасть. К завтрашней ночи, если позволит Великий Се, они достигнут Гнезда Ветров.
Предание гласило, что души воинов, оставшихся без погребения, забирает туман. Камень этого не боялся. Он знал, что рано или поздно примкнет к их числу. Хотелось бы, конечно, позднее, нежели раньше, но это уж решать Небесному Кузнецу. Кроме того, говорили, что воины, погибшие за правое дело, пируют в надзвездных чертогах Великого Се.
Он повернул Крапчатого, дабы осуществить свое намерение, когда его слух уловил новый звук. Навстречу им со стороны невидимого пока Земляного града, наперерез преследователям мчались всадники — воины рода Земли, и их было не меньше сотни.
В первом ряду, на крупном, пегом зенебоке ехал хозяин Земляного града Дол, окруженный сыновьями. А рядом с ним — двое мужчин, облаченных в одежду воинов травяного леса, но отличающиеся от сольсуранцев так же, как изящный кинжал с серебряной насечкой, игрушка в руках богатой женщины, отличается от доброго тяжелого меча. В одном Камень признал остробрового Глеба, другого, коренастого, горбоносого богатыря, от ногтей до макушки заросшего черными, кудрявыми волосами, Могучий Утес еще не встречал, но его нездешний вид и особая манера держаться красноречиво говорили о том, что и он принадлежал к вестникам.
Лихие Синеглазовы охотники замедлили темп преследования, перейдя с галопа на рысь, а затем и вовсе пустив зенебоков шагом. На лицах наемников застыли неуверенность и страх: они не ведали, что их ожидает, и на ласковый прием не очень-то надеялись. В том, что появление людей Земли не случайно, не сомневался никто — среди воинов, лихо гарцуя на Чубаром, летел Обглодыш. С надиранием ушей, пожалуй, стоит повременить! Непонятно только, почему Синеглаз и Ягодник улыбаются с таким неприкрытым торжеством?
Завидев царевну и ее усталых спутников, вестники приветственно заулыбались, а горбоносый еще и замахал огромными волосатыми ручищами. Однако стоило беглецам приблизиться, как острые брови Глеба двумя блуждающими скалами сошлись на переносице, а его короткая верхняя губа задралась, искажая надменное лицо гримасой ярости.
— Вот он! — завопил Глеб, указывая на Ветерка. — Взять его!
— Он невиновен! — вскричала царевна, видя, как воины рода Земли смыкают вокруг ее возлюбленного ряды, к вятшей радости Синеглаза и уцелевших наемников. — Оставьте его, я сейчас все объясню!
— Ну, конечно! Все как в прошлый раз! — издевательски рассмеялся Глеб, подъезжая ближе.
— Но он действительно ни в чем не виноват!
— А кто же тогда разрушил станцию? Я еще пока не ослеп, да и Синдбад тоже. Впрочем, если ты нам не веришь, спроси у детей Земли! Они видели этого предателя и его сородичей! Это они, узнав Синдбада, отбили нас. Непонятно только зачем его хозяевам-змееносцам понадобилось впутывать в это дело дикарей из рода Ветров! Впрочем, если хорошенько подумать, Ураганы могли затаить на нас злобу за то, что мы отказались помочь им в их грязных интригах, и решили одним махом убрать докучливых вестников, а заодно захватить царевну и скрижаль!
— Ты можешь меня наконец выслушать?! — голос царевны звенел, по лицу катились горячие слезы ярости. — Это была провокация! Станцию разрушили наемники, переодетые в травяные рубахи рода Урагана! Они шли по нашим следам и преследовали нас от самой Пустыни Гнева!
— Ты бредишь, сестра, — покровительственно протянул к ней руку, подоспевший Синеглаз. — Я всего лишь пытался тебя спасти от этого негодяя!
Он попытался ее обнять, но царевна с гневом его оттолкнула:
— Оставь меня! Это ты негодяй! Я требую справедливого суда! Олег, что ты молчишь? Скажи им, что ты и твои братья невиновны!
Она повернулась к Ветерку, но он ее не слышал, как и не видел воинов Земли, подступивших к нему с копьями. Упав ничком на холку зенебока, он медленно сползал на землю, и его кровь, вытекая из многочисленных ран, окрашивала непривычным для травяного леса алым цветом шерсть Гривастого и стебли травы.
========== Шкура оборотня ==========
Похоронные обряды в Сольсуране обычно совершаются после заката, когда побежденный Владыка Дневного света тонет в океане Времени, чтобы к утру, пройдя очищение в его водах, возродиться вновь и вновь отвоевать мир. Пламя костра раздвигает фиолетовую тьму, устремляясь высоко до самых звезд, и огненная колесница уносит душу усопшего к надзвездным чертогам Великого Се.
Сольсуранцы не льют слез, никто не бьется в показной истерике. Суровые мужчины кривыми ножами делают надрезы на руках, обильно кропя землю вокруг костра, женщины раздирают ногтями лица, и только тот, кого великий Се и духи предков наделили даром сладкозвучного слова, заводит поминальную песнь, которую строфа за строфой подхватывает все племя. Песня звучит торжественно, в ней почти не чувствуется скорби, ведь смерть — это только переход…