— Господа исследователи! Признавайтесь, кто из вас лазил в системные файлы главного компьютера?
В дверном проеме по диагонали разместилась тощая, длинная фигура, в своей нелепости похожая на оживший экспонат музея готики. Это был киберинженер Вим Люциус.
— Твои шутки, Вим, как всегда умопомрачительны! — не отрывая взгляд от монитора, тряхнул упругими рыжими кудрями Вадик Куницын. Он в который раз прокручивал запись поминального обряда, пытаясь обнаружить сходство с аналогичным индуистским обрядом или ритуалами древних египтян.
— Да не мучайся ты, переведи на рапид, — предложил ему, проходивший мимо с парой каменных орудий Глеб.
— Или, еще лучше, сделай скриншоты, — посоветовал гидролог Эжен.
— И па-адключи, па-ажалуйста, наушники! — добавил геофизик Смбат, которого из-за сугубой непроизносимости его имени чаще называли Синдбадом. — Работать, па-анимаешь, рядом нэвозможно!
Птица предпочла промолчать, с сочувствием глядя на Вима. Что этот безобидный, но совершенно лишенный воображения человек делает в такой удивительной стране как Сольсуран? Впрочем, для работы с системами жизнеобеспечения станции лучшего сотрудника трудно себе было бы представить, если бы только не его умопомрачительная рассеянность. Он постоянно терял сменные блоки, путал программы кухонного комбайна и климат-контроля, а исследовательское оборудование, побывавшее у него на профилактике, приходилось потом заново настраивать. Повинуясь долгу руководителя проекта, Глеб вкатывал ему по выговору чуть ли не ежедневно, но на Вима они действовали не больше, чем хворостина на зенебока.
Видя, что на него никто не обращает внимания, Вим вошел в комнату целиком, водрузился на стул в какой-то дико неудобной для нормального человека позе и повторил свой вопрос.
— А что такое системные файлы? — Вадик продолжал острить. Он окончательно выбился из контекста и выключил запись.
Остальные тоже на время прервали работу. Вим на станции давно стал предметом всеобщих шуток, и все были рады редкой возможности развлечься. Одна лишь Лика продолжала смотреть в окуляры микроскопа. Да Обглодыш, которому Смбат до этого объяснял строение ядра планеты, зачарованно водил отмытым пальцем по сенсорному экрану.
— Анжела, кажется, вчера просматривала данные биометрии… — задумчиво почесал высокий залысый лоб Глеб.
— Ну и что с того, — бросив на начальника уничтожающий взгляд, отрезала та, — контролировать ваши биометрические параметры и сопоставлять их с данными большого компьютера входит в круг моих должностных обязанностей.
После окончательного и бесповоротного «нет» отношения между ней и Глебом стремительно приближались к точке замерзания, рискуя из молчаливой конфронтации перетечь в более серьезный конфликт. Уязвленное самолюбие руководителя проекта побуждало его нападками, придирками в работе и разного рода намеками на нее и сольсуранского княжича платить гордой красавице за ее нелюбовь. Лика же в ответ возводила между ним и собой все новые и новые бастионы из железа и льда. Сегодня, впрочем, она была настроена почти миролюбиво. Пришла ее очередь дежурить на орбите системы, и, собираясь отбыть после обеда, она предвкушала две недели спокойствия и свободы от необходимости общения с ним.
Поправив идеальную, волосок к волоску уложенную прическу, Лика строго глянула на Глеба:
— Конечно, я занималась биометрией. Сегодня я отбываю на орбиту, а в один из ближайших дней сюда должны приехать Арсеньев и этот, как его, Камень из рода Могучего Утеса. Вот я и вносила их параметры в систему.
Ассиметричное лицо Глеба приобрело выражение досадливой надменности:
— Я такого приказа не давал, — вздернул он острую бровь.
— А разве ты не приглашал Могучего Утеса погостить на станции? — вопросительно глянув на Птицу и Вадика, поинтересовалась Лика. — Или, может быть, ты собираешься принимать его на речном берегу?
— Какой берег?! — Вадик аж подскочил с места. — Он же последний в своем роду! Его необходимо записать! Птица говорила, он сведущ в Предании. Вдруг в его родовом эпосе обнаружатся какие-нибудь новые варианты мифа о Великом Се, предании о царе Арсе и истории заселения травяных лесов! Если я не ошибаюсь, их родовые владения располагаются как раз где-то в районе гор Трехрогого Великана, как раз там, куда смотрит найденный нами сфинкс. Нет, мы просто обязаны его хорошо принять!
— Да принимайте этого последнего из могикан сколько угодно! — раздраженно пожал плечами Глеб. — Только санобработку потом не забудьте провести! Я говорил в основном об Арсеньеве, этом приемном сыне Ураганов. Наличие его параметров в системе ставит под угрозу всю безопасность станции! Это то же самое, что отключить щит и впустить внутрь князя Ниака и его людей!
— Но он спас жизнь Ларисе и сохранил скрижаль! — напомнил Вадик, как обычно называя Птицу ее земным именем.
Глеб только отмахнулся от него:
— Это могла быть просто дешевая инсценировка. Вам не кажется странным его эффектное появление в самый подходящий момент?
— Не вижу ничего странного! — энергично тряхнул кудрями Вадим. — Он просто хотел увидеть Ларису, и он увидел ее.
— Да откуда, собственно, взялась эта навязчивая идея о том, что Арсеньев работает на Альянс? — поинтересовался Эжен. — У нашего командования и до Ванкувера дела шли не самым лучшим образом! И всем известно, кто в этом виноват.
— Я ва-абще считаю, что с парнем абашлись нэ-эсправедливо — высказал свое мнение Синдбад. — Более вэрный товарщ, чем Алег я нэ встрэчал! Он и в плэн папал только патаму, что нас с Тигром прикрывал! Ну-у сбрэндил послэ плэна немножко, с кэм нэ бывает.
Птица взглядом поблагодарила вставших на защиту близкого ей человека мужчин и повернулась к Глебу:
— Довожу до твоего сведения, — ледяным тоном проговорила она. — Что Арсеньев и сам не горит желанием возобновлять общение!
— Если это такой принципиальный вопрос, — поддержала ее Лика, — я удалю его параметры, а Лариса встретится с ним на берегу и передаст малыша.
«И уедет вместе с ним», — про себя добавила Птица.
— Да что вы все привязались к этому Арсеньеву и его параметрам, — неожиданно подал голос забытый всеми Вим. — Я хотел сказать совсем о другом! Систему пытались взломать! И кто мог это сделать, я ума не приложу!
Все замолчали: Вим никогда не шутил.
***
Птица смотрела в окно. Над травяным лесом, подобный его призрачному отражению, висел дождь. Тонкие струи, точно натянутые на гигантский ткацкий стан стеклянные нити, цепляли кончики травы и тянули их вверх к небесам, стекали на землю, пробуждая к жизни проспавшие всю зиму семена, и в извечном таинстве зарождения жизни вновь и вновь скрепляли союз Неба и Земли.
Пробуждающий травяной лес к жизни дождь, казалось, смывал с него краску. Видимый сквозь частую водяную сеть пестрый узор сейчас выглядел приглушенным, пастельным и ненавязчиво-чинным. Но стоило показаться солнцу, как от сдержанной строгости не осталось и следа. Усыпавшие стебли дождевые капли, преломив солнечные лучи, засветили такую радугу невероятных красок, которая не приснилась бы ни одному безумному художнику или аниматору даже в самом безудержном, наполненном освобожденной творческой энергией фантастическом сне.
Птица сощурила заслезившиеся от яркого света глаза и улыбнулась. За свою не очень долгую, но богатую событиями и встречами жизнь она посетила немало прекрасных мест, но по-настоящему счастливой чувствовала себя только здесь. Эта земля раскрывала перед ней подлинность настоящей жизни, заставляла почувствовать ее запах и вкус, пробуждая желание жить и бороться. Особенно отчетливым и ясным это ощущение стало две недели назад, когда мудрая, извечная трава Сольсурана вернула ей, казалось, навсегда утраченное счастье.
Счастье это было непростым и имело солоновато-горький вкус, но променять его на что-то другое, возможно более складное и разумное, Птица не согласилась бы даже за все восемь молний Великого Се. Глядя на травяной лес, где пятна багрового, лазоревого, лимонного, точно фруктовое мороженое, лизал многокилометровым, мокрым языком весенний дождь, она думала об одиноком страннике, затерявшемся где-то там в лабиринтах нетореных дорог. Завтра днем, самое позднее вечером он должен приехать. Ее Ветерок, ее Олег.