— Уходите! — усталым голосом попросил товарищей Ветерок.
— Еще чего! — проворчал в ответ Камень, мощным ударом кулака сворачивая челюсть не успевшему увернуться Ягоднику.
— Ра-а-азвэдка сваих не брасайт! — белозубо улыбнулся Синдбад, раздавая тяжелые тумаки.
Птица ничего не стала говорить, просто подарила возлюбленному полноценный поцелуй. На этот раз она не торопилась, возиться с замком уже не имело смысла. Круг сузился настолько, что стало ясно: живыми они из этой передряги не выберутся.
— Может, всэ-таки стоило жэ-энытся на этой дочери ха-азаина Меднай гары? — потирая перед последним броском рассаженные костяшки пальцев, пробормотал Синдбад. — Ана вродь как ничего, па-ачти что бла-а-андинка!
— Вот ты и женись! — отозвался Ветерок. — А у меня есть невеста. Камень, Синдбад! — в его голосе послышалась мольба. — Вытащите отсюда царевну!
Преданный дочери своего любимого царя, Камень попытался выполнить эту просьбу, но Птица мертвой хваткой вцепилась в колодки. «Даже не думай! — на прощание мысленно улыбнулась она возлюбленному. — На этот раз я тебя не оставлю!» Она уже отстранилась от этого мира, когда наполненный шумом воздух Земляного Града, словно травяным копьем, пронзил зычный зов изогнутого зенебочьего рога.
Людская волна нахлынула и откатилась. В толпе образовался проход, и на покрытую пылью и нечистотами, оскверненную ложью и ненавистью площадь, сияя ослепительной белизной одежд, седобородый и седовласый, вступил почитавшийся в Сольсуране чуть не святым отшельник Словорек.
Все застыли в изумлении. Впервые на памяти уже нескольких поколений он покинул свое убежище высоко в горах, подальше от скверны и суетности мира, и спустился вниз.
О Словореке в Сольсуране ходили удивительные истории. Говорили, например, что наделенный пророческим даром отшельник может молчать по нескольку месяцев и даже лет, но каждое изреченное им пророчество падает на землю россыпью драгоценных камней. Ходили также слухи, что для поддержания жизни в хрупком, высохшем, точно полый стебель травы теле Словореку не требуется ничего, кроме света и воды. Поэтому те обильные дары, которые приносят ищущие утешения паломники, он либо возвращает, либо скармливает зверям и птицам, которые за это прислуживают ему.
Последнее утверждение походило на правду, ибо Словорек пожаловал в Земляной Град не один. Его мохнатый спутник одним своим видом заставлял мужей судорожно хвататься за оружие, а жен спешно прятать плачущих от испуга детей. Бок о бок с отшельником, периодически поворачивая к нему крупную красивую голову, прядя чуткими увенчанными кисточками ушами, насмешливо и горделиво оглядывая толпу сапфировыми прозрачными глазами, невозмутимо вышагивал горный кот Роу-су. Птица готова была голову заложить, что это тот самый зверь, которого она видела на станции. Во всяком случае, Синеглаз уставился на зверя с таким видом, точно вновь обрел нечто значимое и неотделимое, как часть тела. Горный кот едва заметно ему кивнул.
Не обращая ни на кого внимания, Словорек не спеша прошествовал к священному огню. Горный кот неслышной тенью следовал за ним. Бросив в огонь несколько кусочков благовонной горной смолы, отшельник застыл в молитвенном трансе: он ждал, пока соберутся духи, чтобы посоветоваться с ними. Затем в тишине зазвучал его голос, неожиданно гулкий и густой для такой скудной оболочки:
— Духи гневаются, духи возмущены! Они поведали мне, что здесь нарушается Правда Великого Се! Кто посмел попрать Закон? Кто поднял руку на Правду?
— Это он! — закричали сразу несколько сотен голосов, указывая на Ветерка. — Он!
— Казнить его!!!
— Предать смерти!!!
— Обагрить кровью Ураганов стены Гнезда Ветров!!!
К Ветерку вновь потянулись жадные руки, алчущие рвать, ломать, крушить.
Однако стоило Словореку взмахнуть рукавом, а горному коту вздыбить шерсть на загривке, как все затихли.
— Какие есть тому доказательства? — поинтересовался Словорек.
Он внимательно осмотрел разбросанные на ступенях Земляного Дома травяные рубахи, а затем покачал седой головой:
— Мои глаза говорят мне, что это узор рода Урагана, однако духи утверждают, что не рука детей Ветра эти рубахи плела.
— Что ты имеешь в виду, мудрейший? — Дол озадаченно наморщил низкий лоб под золотым венцом. — Разве кто-нибудь, кроме Ураганов, станет плести рубахи с их родовым узором?
— Кто знает, духам видней, — улыбнулся ему Словорек.
Он безошибочно выбрал из кучи рубаху Ветерка и, бросив на плененного воина быстрый, внимательный взгляд, продолжал:
— Только вот эта рубаха видела стены Гнезда Ветров, но человек, с которого ее сняли, сражался в Пустыне Гнева, на ней следы мха, который растет только там.
— Да какая разница, где растет этот мох! — начал Дол, которому не понравилось, как отшельник собирается повернуть дело. — Неужели ты, премудрый, пришел, чтобы Ураганов защищать? Мои сыновья отбили вестников не в пустыне Гнева, а возле Великанова Рта, почти на нашей земле!
— Я пришел, чтобы защищать Правду, а она ускользает! — ответил Словорек. — Скажи мне, храбрый воин, — повернулся он к несколько обескураженному Оврагу, — кого из Ураганов, кроме Ветерка, ты видел?
Овраг напряг могучую шею, наморщил лоб, поскреб русую голову, расчесанную на прямой пробор, но никого вспомнить не смог.
— Это ни о чем не говорит! — вскричал Дол. — Мой сын не должен знать всех соседей в лицо!
— Он и не мог их знать, ибо эта рубаха, а, вернее, ее оригинал, принадлежала Полуночнику, герою битвы при Фиолетовой, умершему вскоре от ран, эту, если я правильно разобрал узор, носил Вьюговей, старший брат Бурана, вот уже десятый год как пирующий вместе с Полуночником и другими героями в надзвездном краю…
Толпа заволновалась. Люди постарше припоминали, что, в самом деле, видели прежде эти узоры, и что-то горячо рассказывали молодым.
— И что с того? — вступил в прения Синеглаз. — Все знают, что Ветерок сам пришел из надзвездного края. А тамошние обитатели, особенно те, которые поклоняются темным богам, владеют и не такими хитростями.
«Молодец! — недобро подумала Птица. — Дал точную характеристику змееносцев!»
Словорек замечание княжича предпочел пропустить мимо ушей. Он повернулся к Долу и проникновенно сказал:
— Неужели тебе, достойный, и твоему народу не интересно, кто на самом деле разрушил Град вестников?
— Да как же мы теперь узнаем? — простодушно удивился Овраг. — Они все, почитай, мертвы!
— Есть один простой способ, — кротко улыбнулся отшельник. — Спросить об этом самого Ветерка.
Дол сморщился так, будто чей-нибудь зенебок наступил на его любимую мозоль. Красивое лицо Синеглаза перекосило от гнева. Именно этого они хотели бы избежать. Но делать было уже нечего. Толпа, только что требовавшая смерти обвиняемого, воодушевленная Словореком, волновалась и бурлила. Люди желали наконец выслушать Ветерка.
Дол, не пытаясь скрыть досаду, кивнул своим людям, которые сняли с колодок замки и быстро попятились назад, опасливо косясь на Урагана: они видели его в бою и знали, чего он стоит.
Остановив жестом пытавшихся прийти ему на помощь Могучего Утеса и Синдбада, Ветерок поднялся на ноги. Задержался на несколько мгновений, чтобы обнять свою нареченную невесту (на самом деле он пытался собрать оставшиеся у него силы, Птица видела, как тяжело он опирается спиной о колодки и слышала, как часто и неровно бьется его сердце). Затем он выпрямился и с гордо поднятой головой твердой поступью пересек площадь. Земля там, где он проходил, окрашивалась алым.
По толпе пронесся восхищенный вздох. Воины, рудокопы и землепашцы словно вновь увидели человека, которым восхищались, о подвигах которого складывали песни. Покрытый пылью и грязью, окровавленный, израненный, Ветерок сейчас все равно был необычайно красив. Птица почувствовала гордость. Другого такого она не встречала ни на этой планете, ни на какой другой. За ним бы она сейчас пошла не только в Гнездо Ветров, но и за пределы Океана Времени. И пусть хмурит брови обманутый в ожиданиях Дол, бледнеет от ярости Синеглаз и кусает губы разочарованная Медь. Им его не победить.