Вот теперь точно пора. Надо еще привыкнуть к маске. Помогавший преображению Синдбад, удовлетворенно похлопал его по плечу, сверкнув белыми зубами:
— Чго изволтэ, Ваш высочэество?
Глеб насупил острые брови и нехотя уступил штурвал:
— Э-эм, а ты вертолетом-то еще управлять не разучился? Может лучше поставить на автопилот?
Синдбад уже крепил на его запястьях заранее связанные особым способом ремни. На лице Глеба появилось страдальческое выражение:
— Ну почему всегда этот дикарь! — разобрал Олег его недовольное бормотание. — И без него преотлично бы справились. В крайнем случае можно было бы, как предлагала Птица, взломать код!
Не обращая на ворчуна внимания, Олег ненадолго перевел вертолет на автоматику и, закрепив ремни на запястьях Синдбада, проверил, чтобы путы выглядели как можно натуральнее, но при этом легко снимались. Затем он снова перешел на ручное управление и, подняв вертолет повыше, к облакам, чтобы какой-нибудь придурок не выстрелил в него из катапульты, сделал несколько кругов над городом, вспоминая некогда привычные, доведенные до автоматизма движения и наслаждаясь чувством полета и контроля над машиной.
Передатчик заговорил голосом Тигра:
— Все в порядке, мы вошли.
— Вас понял, иду на посадку.
— Гаспа-а-а-да зритэ-э-ли! Займит мэ-э-ста в па-а-ртэре! — промурлыкал над ухом Синдбад. — Прэдставлэние начинается!
— Ни пуха! — неожиданно поддержал его Глеб. — Не подведи нас.
— К трехрогому! — на сольсуранский лад послал его Олег.
Вертолет приземлился во внутреннем дворе, где специально для таких целей еще во времена предыдущей экспедиции была расчищена площадка. Как и следовало ожидать, появление диковинной машины вестников никого особо не удивило — человеку свойственно привыкать даже к таким вещам, которые прежде воспринимались как чудо. Выключив двигатель и незаметно изменив в программе автопилота маршрут возвращения (то-то подивятся царедворцы, когда умная машина от них самостоятельно улетит), он спрыгнул на землю.
К нему уже со всех сторон мчались слуги, стражники и вельможи самых разных рангов и мастей. На крытой галерее показались наложницы, а также девицы и дамы рангом повыше. Глядя, с каким подобострастием склоняются, едва завидев знакомую сивую копну, советники и стража, каким ужасом и тревожным ожиданием неизбежного наказания за малейшую провинность и даже за ее отсутствие наполняются глаза слуг, каким лицемерием веет от каждой улыбки вельмож, с каким странным смешением покорности, вожделения и страха смотрят рабыни, и с каким бесстыдством заигрывают придворные дамы, Олег почувствовал себя неуютно. Настоящий гадюшник, где все покупается и продается, где никто никому не верит, где каждый готов предать и продать, где можно править, но нельзя жить, где только страх и выгода удерживают порядок. Впрочем, иного он и не ожидал.
Врастая в маску, он знаменитым Синеглазовым жестом отбросил назад волосы, грозно глянул на всех и указал на «пленных», которых следовало препроводить куда надобно. Он едва пальцем пошевельнул, а его приказ уже был исполнен, да с такой услужливостью, словно этим своим деянием разные мелкие сошки надеялись хоть на миг приблизиться к владетельному княжичу, выбравшись из безвестности и нищеты.
Из глубины бесконечного коридора навстречу ему уже семенил первый советник, вельможа древнего и хорошего рода, намертво прикипевший ко дворцу, и потому готовый служить любому владыке. Не менее пяти раз бухнувшись на колени, он на лету поймал и облобызал край Синеглазова плаща и только затем позволил себе подняться на ноги и, не разгибая спины, затараторил:
— Мой молодой господин! Возможно ли такое счастье! Неужели тебе удалось вырваться невредимым из плена. Надеюсь, эти злобные мятежники Ураганы не причинили тебе вреда?
— Мой отец вернулся? — с искренним пренебрежением глядя на блюдолиза, поинтересовался Олег.
Советник согнулся в три погибели, а затем и вовсе распластался в пыли у его ног и что было мочи, заголосил:
— Мой господин! Мой молодой господин! Не ведаю, посмею ли я тебе сообщить подобное известие, но твой высокочтимый отец, как ушел с сотней Ягодника в Град Вестников, так до сей поры не вернулся! Не знаю, что и думать, а зрящее око уже второй день как молчит!
Пластины синтрамундского доспеха, сжавшись до размеров игольного ушка, мучительно сдавили грудь, не позволяя расправить ребра для вдоха, перед глазами поплыла радужная рябь, мелькнули испуганные лица Синдбада и Глеба… Непроходимый тупица! Безмозглый дикарь, годящийся только пасти в травяном лесу зенебоков! Оказывается, тот таинственный невидимка, которого он так упорно выслеживал в течение трех лет, все это время находился у него на виду! Ну что ж, яблочко от яблони, как говорят на Земле. Впрочем, неважно. Князь Ниак беспрепятственно разгуливает по Гнезду Ветров! Это почти что катастрофа! И зачем он только пошел на поводу у Глеба и ребят.
Без паники! Птица и братья предупреждены. За оборотнем следят, в подземелье, или к воротам его никто не пустит, а других уязвимых точек у родной твердыни просто нет. К тому же, кто сказал, что у узурпатора нет других дел? С теми же варрарами, к примеру. Кто-то ведь их надоумил, забыв все уроки битвы при Фиолетовой, оставив на потом внутренние распри, нарушить границу болот и начать вторжение.
Хотя Олегу до смерти надоел болтливый хлопотун-вельможа, от него можно было получить какие-то сведения, проясняющие хоть что-нибудь:
— Так от моего отца за все это время не приходило никаких вестей?
— Почему же нет? — охотно отозвался советник. — Еще седьмицу назад прибыли две дюжины Щербатого, привезли пленников, затем воротился командир Однорог, доложил, что его люди разбиты воинами Земли, которым удалось отбить двоих из захваченных в Граде Вестников. Остальные четыре дюжины словно к трехрогому провалились!
Олег кивнул. О судьбе последних четырех дюжин он мог поведать лучше, чем кто-либо другой. Вопрос, кто ими командовал: отец, или сын? И кто пришел вместе с наемниками в Земляной Град? Бред какой-то! Зачем князю личину собственного ребенка надевать? Да и где все это время находился Синеглаз? Неужели в самом деле бегал по горам в обличье Роу-Су?
Клещи, сдавившие грудь, немного разжались, однако дурнота не собиралась отступать. Эх, рановато он примерил доспехи, да и маску зря надел. Советник смотрел на него, и в его взгляде сквозила тревога:
— Господин, что с тобой?
— Все в порядке. Просто устал с дороги.
— Твои покои ждут тебя! Прикажешь согреть воду для омовения? Кстати, вчера из Синтрамунда привезли новых рабынь. Желаешь их увидеть? Или может быть тебе позвать лекаря?
Олег велел ему удалиться.
— Отец приказал мне сначала препроводить пленных, — пояснил он, — а затем, — прибавил он, чтобы звучало в духе княжича, — я совершу омовение и, возможно, удостою вниманием новых рабынь.
Съездив для острастки по физиономии одного из стражей — нахал посмел плотоядно чмокнуть — он велел им идти с пленниками вперед (не хватало еще заплутать в этом похожем на желудок млекопитающего лабиринте), а сам, улучив момент, связался с Птицей. Умница все слышала и обещала принять меры, напоследок не без ехидства посоветовав не очень увлекаться рабынями. На душе стало немного легче, можно было спокойно обдумать, как лучше разыграть второй акт.
Они прошли ряд сводчатых коридоров, расписанных фресками в стиле крито-микенской культуры и древнего Египта (нет, в гипотезе Вадика присутствовало какое-то рациональное, а вернее, иррациональное зерно), и вышли в обрамленный колоннадой сад. Привезенные с разных концов здешней ойкумены экзотические растения еще приходили в себя после суровой зимы. И только гигантские папоротники, и хвощи, выходцы из страны Тумана, тянули к небу свои ветви, да, радуясь солнцу, весело галдели в вольере беззаботные чиполугаи.
Услышав сзади топот подкованных башмаков, Олег резко обернулся, пожалуй, даже слишком резко для княжеского сына, не ожидавшего в родном жилище никаких угроз. К нему с докладом спешил командующий.