Впрочем, Птица знала, Олег и его товарищи этого не допустят. Со своей стороны, она также делала все возможное, чтобы эту катастрофу предотвратить.
«Путь между двух змей горный кот объясняет». Птица чувствовала себя Шампольоном, разгадывающим тайну Розетского камня… Нет, скорее Арахной, забытой в паутине дождя, или Пенелопой, весь день трудящейся над станом, чтобы ночью все распустить. А ведь хотелось бы Ариадной со спасительной путеводной нитью или Элизой, с помощью жгучей крапивы, любви и упорства разрушившей злое наважденье. Но пока — увы.
Первое, что бросалось в глаза, — кардинальное отличие узора двунадесятого ряда как от храмовых знаков, так и от тех, которые были начертаны на стенах Гарайи и запечатлены на скрижали. Собственно говоря, храмовые знаки представляли собой лишь более позднюю, упрощенную версию общей для большинства народов планеты древней письменности, представленной также в Граде двенадцати Пещер и на скрижали Великого Се, и состоящей из идеографических знаков, фонетических знаков и детерминативов. Вот только письмена Гарайи и знаки скрижали, расшифрованные в опоре на любой из местных языков и наречий, представляли собой полнейшую чушь.
Знаками примитивной идеографии являлись и ритуальные рисунки травяных рубах. Однако узлы двунадесятого ряда представляли собой совершенно иной, не виданный доселе способ кодирования информации. Прав был Олег, высказавший предположение о том, что не в храмовых знаках стоит искать.
Склонившись над ворохом травяных рубах, она выкладывала ряды по порядку один за одним, тщась найти ключ. Бледный рассвет вливал в узкие оконца снятое обезжиренное молоко своих лучей, не столько разгоняя тьму, сколько размазывая ее по углам, точно нерадивая хозяйка, лениво елозящая по полу грязной тряпкой.
Двенадцать рядов — двенадцать строк, состоящих из узлов. В каждом узле — двенадцать нитей разного цвета — двенадцать возможных расцветок травы. «Путь между двух змей горный кот объясняет». Ничего он не объясняет! Сплошная путаница: додекафонная серия в применении к узелковому письму!
Додекафонная ли? Если сесть поближе к свету или, вскарабкавшись, втиснуться в высоченный и безбожно узкий подоконник, становится видно, что цвета нитей в одном узле могут повторяться, а это дает на выходе бесчисленное количество комбинаций. Час от часу не легче. Так можно и до второго пришествия Великого Се прокопаться.
Впрочем, нет, если приглядеться внимательней, то видно, что узлы образуют группы. И в каждом ряду таких групп двенадцать. Двенадцать слогов стихотворной строки в полном соответствии с теорией Олега! Дальше — проще. Найти повторяющиеся односложные слова, фонетические группы и детерминативы, выявить и классифицировать схожие значки… Поскольку четыре слога в строке равнялись односложным словам, Птица их отметила особо. Знак «путь», встреченный ею на травяной рубахе рода Могучего Утеса, указал ей, что она движется в правильном направлении.
Дождь наконец прекратился. Душа Владыки дневного света явно не лежала ни к ткачеству, ни к плетению тенет. Он начал ломать небесный ткацкий стан, поддевая его раму рогами своего алого зенебока. Полевки и другие мелкие грызуны, временами спасающиеся в теплом зенебочьем мехе от холода, прогрызли дыры в небесном сыре, и сквозь них проглянуло небо.
Время близилось к полудню. Ежедневная сутолока большой крепости, усиленная небывалым числом вновь и вновь прибывающих — люди Земли и Урагана знали об угрозе, нависшей над Гнездом Ветров, но им больше некуда было идти — достигла своего апогея. Всех, а приходили в основном женщины с детьми и беспомощные старики, следовало принять, обогреть, накормить. Подобрать вооружение для тех мужчин, которые еще могли и желали сражаться. Еду готовили прямо во дворе в огромных котлах по соседству с кузней. Чуть поодаль резали скот и солили мясо. Женщины, занятые обустройством на новом месте, туда-сюда сновали с ведрами, чанами, охапками травы, узлами с зенебочьей шерстью и различным тряпьем.
— Госпожа! Великая Мать Ураганов просит засвидетельствовать тебе свое почтение и желает узнать, нет ли каких новостей.
Произнеся эту длинную и витиеватую фразу, бедняга Шквал облегченно выдохнул. Судя по его виду, он всю дорогу нес ее, точно наполненный до краев кувшин, и бесконечно повторял, дабы не забыть.
Задача Обглодыша, которого Мать Ураганов прислала к царевне вместе с внуком, была немного проще: он просто принес крынку зенебочьего молока и поднос с различной снедью. Неужели уже полдень? Время обеда. Святость трапезы у родового очага в Гнезде Ветров чтили нерушимо, и много веков назад отведенное для нее время никто не имел права нарушить и изменить. Исключения делались разве что для воинов, вернувшихся из похода, и тяжко больных. Во всех иных случаях пропустивший оставался голодным до вечера или даже до утра следующего дня.
То, что Мать Ураганов прислала отроков, являлось знаком почета и свидетельствовало о том, что жена великого вождя понимает важность свершаемого царевной дела и старается проявить заботу о ней. Птица со вздохом отломила кусок лепешки и обмакнула ее в мед. С едой у нее всегда отношения складывались не самым лучшим образом, особенно сегодня. Полуденный звон колокола возвещал ей о том, что войско князя Ниака уже вступило в пределы Пустыни Гнева. Время пошло. Впрочем, Мать Ураганов никаких доводов не принимала: женщина, носящая под сердцем дитя, должна есть за двоих.
Пока Птица уговаривала себя проглотить с молоком еще хотя бы кусочек лепешки, оба отрока с одинаковым любопытством смотрели на позаимствованный у Вадика голографический монитор, на котором отображался процесс расшифровки. Физиономия Шквала напоминала мордочку подросшего котенка, следящего за солнечным зайчиком. Конечно, наставник показывал ему похожую штуковину (старенький Олегов компьютер, тоже участвовавший поначалу в обработке данных, бесконечно зависал и в конце концов просто разрядился и выключился), но тогда значки и картинки бегали под прозрачным стеклом. А тут узелки и закорючки висели прямо в воздухе. Потрясенный сын Суховея, ну точно, как тот котик, протянул руку, и она прошла сквозь экран.
Обглодыш с видом превосходства улыбнулся: теперь местные мальчишки перестанут смеяться и, наконец, поверят, что рассказы о чудесах Града Вестников — чистейшая правда. Впрочем, его, любителя и знатока Предания, сейчас больше интересовали сами значки.
Хотя Птица расшифровала уже половину узлов, в постижении смысла Предания она продвинулась не очень далеко. Пускай детерминативы и позиции заняли нужные места, однако толку от этого выходило чуть, программа подбора фонем буксовала, а компьютер намекал ей на недостаток исходных данных. Наиболее голым смотрелся первый ряд: один слог в начале, один на десятом месте выглядели точно насмешка.
— Госпожа! Позволь слово молвить! — Обглодыш сделал шаг вперед и церемонно, демонстрируя товарищу столичный лоск, поклонился царевне.
— Когда я жил во дворце владык, я запомнил одно присловье или поговорку, которую частенько повторяла одна из старых служанок, жена садовника, происходившего из племени Огня.
Шквал ревниво повел носом. Теперь он сделался чем-то похож на Глеба. Что какая-то там служанка, а тем более этот босяк, одетый в его обноски, может знать такого, чего не ведала его мать, дочь великого вождя? Обглодыш, не обращая на него внимания, продолжал:
— Когда она плела, или чинила для мужа травяную рубаху, она все время приговаривала нараспев: «Услышишь лишь голос священной скрижали, услышишь лишь голос священной скрижали…» и так без конца. Я запомнил, и мне это очень пригодилось, когда я нес скрижаль через травяной лес.
Птица отстегнула от плаща одну из застежек и протянула ее Обглодышу в знак признания его заслуг. А чтобы Шквал не очень обижался, она велела ему передать своей великой бабушке ее благодарность за заботу и ласку, а также заверение в том, что, едва появятся какие-то новости, она обязательно даст знать.