— Хорошо, я уступлю вам рог за полкроны, но только потому, что уронила его вам на ногу и мне совестно, — ответила я. — А так он стоит пять шиллингов.
В кустах кто-то шумно ахнул, и я тут же обернулась.
Но дама, казалось, ничего не заметила. Она вновь рассмеялась, запрокинув голову так, что стали видны белоснежные зубы, — обычно знатные леди не позволяют себе ничего подобного! Потом засунула руку в свою шелковую сумочку и достала большую серебряную монету, которая легко утолила бы все матушкины печали.
— Держи, детка. Ты, как я погляжу, торговаться умеешь, несмотря на юные годы! Далеко пойдешь, помяни мое слово!
— Отец может расколоть рог надвое и отполировать. Как мою змейку, — показав из-под шарфа свое украшение, сообщила я даме.
— О нет, мне эта диковинка нравится в своем первозданном виде. Такой, какой ее сотворил Господь. Такой, какой ее нашла ты.
— Едва ли Господь сотворил ее мертвым камнем, — заметила я. — Там внутри наверняка кто-то жил — улитка или еще кто-нибудь.
— И все же пусть остается такой, как сейчас. Спасибо тебе, детка. Как же тебя зовут?
— Мэри. Мэри Эннинг. Мэри Первая сгорела и умерла. А мне уже почти десять. В детстве меня ударило молнией, но я выжила.
Сама не знаю, зачем я ей все это выложила, но мой рассказ, судя по всему, ее впечатлил.
— Ну и ну! Вот это история, Мэри! Что ж, тогда понятно, откуда в тебе эта сила духа! Смотри только, как бы она не довела тебя до беды! — с этими словами дама погладила меня по голове, словно собаку (признаться, это меня страшно разозлило), и ушла.
— Выходи сейчас же! Эй ты, негодяй! — крикнула я тут же, вновь повернувшись к кустам.
Из-за укрытия показалась уже знакомая белокурая голова. У моего преследователя было чистое лицо, залитое легким румянцем, — такие лица бывают у детей из богатых семей, где на мытье не жалеют воды и мыла. На меня смотрел мальчик в синей бархатной куртке, старше меня года на два, а то и на три. Глаза у него были круглые, навыкате, как у кролика или скумбрии. Он уставился на меня как дурак, раскрыв рот. А потом бросился наутек. Опять!
— Трус! — крикнула я ему вслед уже второй раз за день.
Впрочем, меня и саму охватил страх, когда я пробралась домой через черный ход и сбросила перепачканные башмаки.
Матушка на кухне чистила репу. Лицо у нее было мрачнее тучи.
— И где это вы изволили пропадать, юная леди?
Она с такой яростью вонзила нож в репу, будто хотела ее прикончить.
Я достала монету, и она сверкнула у меня на ладони, точно зеркальце в лучах солнца. И тут же, словно по волшебству, матушкино лицо просветлело — так светлеет небо над Коббом, когда ветер разгоняет грозовые тучи.
Но радость оказалась недолгой.
— Где ты взяла эти деньги? — тут же строго спросила матушка.
Меня охватило чувство гордости.
— Я продала окаменелость! Нашла и продала! — вызывающе ответила я.
— Ты совсем стыд потеряла? Торговать находками в воскресный день! — вспылила матушка.
— Я совсем забыла про воскресенье, да и моя покупательница тоже. Это была знатная дама, и ей было все равно. Она выглядела очень довольной и сказала, что я далеко пойду!
— О, это уж точно, — мрачно съязвила матушка. — Далеко-далеко, прямиком в рундук Дэви Джонса![3] Во всем виноват твой папаша! Говорила я ему, что незачем брать вас на Черную Жилу да искать эти ваши камни! Добром это не кончится! Помяни мое слово!
— А разве… разве полкроны — не добро, матушка? По-моему, очень даже! Можно я завтра куплю немного баранины к ужину? Уж что-что, а торговаться я умею!
Матушка невольно улыбнулась, хоть и старалась сохранять грозный вид.
— Ладно уж! Может, эта твоя покупательница права и ты в самом деле далеко пойдешь. Вот только всегда смотри под ноги. Черная Жила, поди, не кусками баранины усеяна, а кое-чем похуже, верно, юная леди? И не надо мне тут рассказывать про останки овец, упавших с утеса. Довольно с меня. Займись лучше делом и убери грязь, которую ты развела у порога.
На следующий день мы с наслаждением лакомились вкуснейшей тушеной бараниной, а все благодаря мне и моей драгоценной находке! Меня так и распирало от гордости, пускай это и грех. Было ли мне стыдно, спросите вы? Ничуть!
3
То есть отправишься в могилу моряков. Дэви Джонс — злой дух, принимающий мертвых моряков в свой рундук (океан).