Мисс Эванс подошла к моей парте, схватила меня за руку и грубо вывела из класса.
— Вернешься, когда научишься себя вести! Скажи спасибо, что отделалась таким легким наказанием. Пусть это будет тебе уроком.
Она захлопнула дверь у меня перед носом, и я осталась наедине со своими мыслями.
Первым делом я решила, что «учиться себя вести» мне ни к чему, это я и так умею. Мисс Эванс, конечно, поступила ужасно несправедливо, выдворив меня из класса, но вместе с тем оказала мне большую услугу, ведь остаток дня теперь можно посвятить поимке шпиона!
Пройти мимо матушки, когда она возится дома с младенцем, всегда нелегко. Но когда младенца нет и никто не отвлекает ее внимание — почти невозможно. В дом вела всего одна дверь, и, даже если мне удавалось проскользнуть внутрь незамеченной, ступеньки под ногами каждый раз скрипели, будто палуба корабля в сильный шторм, а ведь слух у матушки был острый, как у зайца!
Понятное дело, она не обрадуется, узнав, что меня выгнали из школы, но я никак не могла придумать себе оправдание. Ну не умею лгать, совсем не умею, и все тут. Множество раз отец с Джозефом бранили меня за то, что я выдавала всю правду, вместо того чтобы подыграть, скрыть от матушки наши проделки. Вечно они забывали, что лгать — выше моих сил!
Однажды Джозеф чуть ли не на коленях упрашивал меня сказать матушке, что я своими глазами видела, как он поскользнулся и расквасил нос, хотя на самом деле он подрался с Итаном Кумбсом… и, надо сказать, победил его. Матушка с большим неодобрением относилась к дракам, и Джозеф опасался последствий.
— Так что с тобой приключилось? — спросила она в тот день, оттирая засохшую кровь с его лица.
— Ничего такого, мамочка, просто поскользнулся и упал. Мэри может подтвердить, правда, Мэри?
— Ну же, Мэри? Твой брат, часом, не врет? — строго спросила матушка.
Джозеф умоляюще уставился на меня своими щенячьими глазами, большими и влажными, как у спаниелей, частых спутников знатных дам. Одними губами он прошептал: «Ну пожалуйста!», но все было напрасно. Тайное всегда становится явным… особенно если о нем расспрашивают меня.
— Все было не так! Он начал смеяться над Итаном, и тот ударил его в нос. А потом Джозеф так врезал, что Итан упал. И Джозеф победил! — уточнила я в полной уверенности, что последнее обстоятельство утешит матушку.
— Мэри! — с отчаянием вскричал Джозеф. — Неужели так сложно выручить?!
— Если бы ты сам во всем сознался, — недовольно проворчала матушка, — никто бы не стал расспрашивать Мэри. Отец с тобой серьезно поговорит, Джозеф. Мне за тебя стыдно! Затевать драки в столь юном возрасте! Иди чистить картошку. Но помни, сам ты ее не получишь.
Джозеф больно ущипнул меня за руку, но я не пискнула — как не стала и жаловаться на него матушке, ведь она меня ни о чем таком не спрашивала. Я вовсе не ябеда, и если меня не спрашивают, я молчу, но если уж спросили, то лгать не стану.
Отец рассказывал, что бывает ложь во спасение. Например, когда тебе задают вопрос и ты понимаешь, что правдивый ответ прозвучит грубо или кого-то обидит, — но даже в таких случаях я всегда говорю правду. Как-то раз матушка спросила, вкусный ли был ужин, и я честно ответила, что мне он совсем не понравился, но я съела его, потому что надо было подкрепиться и ничего другого у нас не было. На это матушка заметила, что если я не могу сказать ничего хорошего, то лучше бы вообще помалкивала. С тех пор я сделалась молчаливой — впрочем, мне это даже нравится. Болтать попусту — все равно что переливать из пустого в порожнее. Бесполезное занятие, если подумать.
Я остановилась у двери, понимая, что мне ни за что не пробраться мимо матушки незаметно. Солгать ей, если она вдруг спросит, почему я не в школе, тоже не получится. Оставалось только одно: смело зайти в дом, и будь что будет.
Дома было тихо как в могиле. В котелках на кухне не булькала вода. Не слышалось раздраженного ворчания матушки, засевшей за штопку или принявшейся за уборку. Ее вообще не было дома. Вот так удача!
Я разыскала свой молоточек и прихватила с собой мешочек с окаменелостями. Он пригодится мне для ловушки! Ради поимки шпиона придется пожертвовать несколькими находками.
Я сосредоточенно прислушивалась, силясь уловить шаги таинственного мальчишки, но вдруг поняла, что еще слишком рано. В этот час мой шпион, должно быть, сидел за обеденным столом и резал серебряным ножиком нежнейший ростбиф или запеченную курочку — или же черпал ложечкой поссет. Волнение, с которым я представляла поимку этого трусишки, вдруг рассеялось, как морской туман. Мой тщательно продуманный план теперь не имел, казалось, никакого смысла! Я оставила за собой следы из окаменелостей, но что, если их растащат другие люди? К тому же мне не хотелось долго и терпеливо ждать, изнывая от скуки! Я ненавижу резко менять планы, но тогда даже мысли о поиске новых сокровищ, которые всегда, словно по волшебству, поднимали мне настроение, меня не радовали. Я принялась собирать окаменелости, которые прежде с таким тщанием разложила на своем пути.