— Нет, конфет не предлагал. — Лора вздрогнула, вспомнив вдруг изменившийся цвет глаз Шинера и его тяжелое равномерное дыхание.
Тельма наклонилась вперед и театральным шепотом спросила:
— Похоже, что Бледный Угорь проглотил язык, так зажегся, что позабыл свой репертуар. Может, у него к тебе особая страсть?
— Бледный Угорь?
— Вот именно, — подтвердила Рут. — А для краткости просто Угорь.
— Это прозвище ему подходит, он такой бледный и скользкий, — сказала Тельма. — Могу поклясться, у него к тебе особая страсть. Знаешь, девочка, ты просто обалденная.
— Ты ошибаешься, — сказала Лора.
— Не прикидывайся, — отрезала Рут. — Посмотри, какие у тебя волосы, а глазищи…
Лора покраснела и хотела было запротестовать, но вмешалась Тельма:
— Послушай, Шейн, блестящий дуэт сестер Аккерсон в составе Рут и Тельмы не страдает ложной скромностью, но и не терпит хвастовства. Мы режем правду в лицо. Мы знаем свои достоинства и гордимся ими. Мы знаем, что нам не выиграть титул «Мисс Америка», но мы умные, и даже очень, мы этого не отрицаем. А ты потрясающая, и нечего притворяться.
— Моя сестра иногда слишком прямолинейна и чересчур красочна в своих выражениях, — извинилась Рут.
— А моя сестра, — продолжала Тельма, — пробуется на роль Мелани в «Унесенных ветром». — Она заговорила с преувеличенным южным акцентом и наигранным сочувствием. — Скарлетт у нас добрая. Говорю вам, Скарлетт очень хорошая. Ретт в душе тоже хороший человек, и солдаты-янки тоже хорошие, даже те, что разграбили Тару, сожгли урожай на полях и сшили сапоги из кожи наших младенцев.
Лора не могла удержаться от смеха.
— Так что брось прикидываться скромницей, Шейн! Ты потрясающая, и все тут.
— Ладно, ладно. Я знаю, что я… хорошенькая.
— Шутишь. Бледный Угорь свихнулся, когда тебя увидел.
— Верно, — поддержала Рут, — ты его просто ошарашила. Он даже позабыл о конфетах.
— Подумаешь, конфеты! — подхватила Тельма. — Пакетики леденцов, шоколадки!
— Ты, Лора, будь поосторожней, — предупредила Рут. — Он больной человек…
— Он ублюдок! — крикнула Тельма. — Помойная крыса!
— Он не такой уж плохой, — тихо сказала Тамми из своего угла.
Белокурая девочка была такой молчаливой, застенчивой и неприметной, что Лора забыла о ее присутствии. Лора увидела, что Тамми отложила в сторону книгу и сидит на постели, подтянув к груди худые коленки и обхватив их руками. Ей было десять, она была на два года младше остальных и маленькой для своего возраста. В белой ночной рубашке и носках она казалась привидением.
— Он и пальцем никого не тронет, — продолжала она неуверенным, дрожащим голосом, как будто высказывать мнение о Шинере было так же опасно, как идти по проволоке без страхующей сетки внизу.
— Еще как тронет, да только боится, — сказала Рут.
— Он просто… — Тамми кусала губы. — Он просто… одинокий человек.
— Нет, милочка, — отозвалась Тельма, — он совсем не одинокий. Он такой самовлюбленный, что ему достаточно своего общества.
Тамми отвернулась. Поднялась, сунула ноги в разношенные тапочки и пробормотала:
— Скоро отбой.
Она взяла с тумбочки косметичку, шаркая, вышла из комнаты и, затворив дверь, направилась к умывальной в конце коридора.
— Тамми берет конфеты, — пояснила Рут.
Волна отвращения захлестнула Лору.
— Неправда.
— Нет, правда, — сказала Тельма. — И не потому, что ей хочется сладкого. Она… она запуталась. Ей нужна опора, пусть даже это Угорь.
— Но почему? — настаивала Лора.
Рут и Тельма вновь обменялись одним из тех взглядов, что позволял им мгновенно и без слов обсудить вопрос и принять решение. Рут сказала со вздохом:
— Видишь ли, Тамми нуждается в такой опоре, потому что… потому что этому ее научил отец.
Лора подскочила:
— Собственный отец?
— Не все дети в приюте сироты, — ответила Тельма. — Некоторые здесь потому, что их родители совершили преступление и сидят в тюрьме. А других родные били или… подвергали насилию.
Лоре почудилось, что освежающий августовский ветерок, проникавший в окна, превратился в ледяной порыв поздней осени, преодолевший неведомым образом расстояние в несколько месяцев.
Лора спросила:
— Но Тамми, наверное, это не нравится?
— Думаю, что нет, — сказала Рут. — Но ее…
— Ее принуждают, — закончила Тельма. — Она не может выбраться. Она запуталась.
Они смолкли, занятые ужасными мыслями, и наконец Лора сказала:
— Как это страшно… и печально. А мы не могли бы помочь? Сказать о Шинере миссис Боумен или еще кому-нибудь из воспитателей?