Поблагодарив Виктора за пирог и заверив его, что съел все до крошки, хотя на самом деле скормил бо́льшую часть животным, Штефан поехал к себе на квартиру.
Уже вторую ночь подряд на улице бушевала буря. Северо-западный ветер принес косой дождь. Вода из водосточных труб, пенясь, стекала на тротуар, капала с крыш, затапливала улицы, переполняла сточные канавы. И поскольку город был полностью погружен в темноту, лужи и черные потоки воды скорее походили на разлившуюся нефть. На улице было совсем мало военных. Одетые в темные непромокаемые плащи, они напоминали персонажей старого готического романа Брэма Стокера.
Штефан поехал домой прямым путем, уже не стараясь избежать встречи с полицейскими контрольно-пропускными пунктами. Его документы были в порядке, а разрешение нарушать комендантский час – действительным, и он больше не перевозил взрывчатые вещества, полученные нелегальным путем.
Вернувшись домой, Штефан завел стоявший возле кровати будильник и тотчас же провалился в сон. Он отчаянно нуждался в отдыхе, потому что на следующий день ему предстояло совершить два тяжелейших путешествия и ликвидировать кучу народу. Если он не будет в полной боевой готовности, то может и сам схлопотать шальную пулю.
Ему снилась Лора, что он счел добрым знаком.
Глава 2
Негаснущее пламя
Лору Шейн с двенадцати до семнадцати лет носило по жизни, точно перекати-поле по калифорнийским пустыням. На время останавливаясь то там, то сям в минуты затишья, она тотчас же срывалась с места, гонимая новым порывом ветра.
Родственников у нее не было, и она не могла остаться у Лэнсов, лучших друзей отца. Тому было шестьдесят два, Коре – пятьдесят семь. Несмотря на тридцать лет брака, они так и не смогли обзавестись детьми. Их страшила перспектива воспитывать маленькую девочку.
Лора все понимала и не держала на них зла. В тот августовский день, покидая дом Лэнсов в сопровождении дамы из агентства социального обеспечения округа Ориндж, Лора поцеловала Кору с Томом и заверила их, что у нее все будет хорошо. Она весело помахала им из окна автомобиля социального работника, надеясь, что ее отъезд станет для них абсолюцией.
Абсолюция. Последнее приобретение в ее словаре. Абсолюция: освобождение от предъявляемых требований, обязанностей или ответственности. Лоре хотелось гарантировать себе освобождение от обязанности блуждать по жизни без чуткого руководства любящего отца, освобождение от обязанности пронести по жизни память о нем.
От Лэнсов ее отвезли в сиротский приют Макилрой – хаотично спланированный старый викторианский особняк, состоящий из двадцати семи комнат. Особняк был сооружен для какого-то промышленного магната во времена сельскохозяйственного процветания округа Ориндж. Позднее особняк преобразовали в приют для временного содержания детей, которых социальные службы должны были передать приемным семьям.
Это заведение ничуть не походило на те сиротские приюты, о которых Лора читала в книгах. Во-первых, здесь не было добрых монахинь в летящих черных облачениях.
А еще здесь был Уилли Шинер.
Лора впервые увидела его вскоре после прибытия в приют, когда социальный работник миссис Боумен провожала ее в комнату, которую предстояло делить, как ей сказали, с близнецами Акерсон и девочкой по имени Тэмми. Шинер подметал шваброй кафельный пол в коридоре.
Уилли Шинер был сильным, жилистым, бледным, веснушчатым парнем лет тридцати с медно-рыжими волосами и зелеными глазами. Он улыбался и тихонько насвистывал во время работы.
– Как делишки, миссис Боумен?
– Отлично, Уилли. Отлично. – Ей явно нравился Уилли Шинер. – Это Лора Шейн. Новенькая. Лора, это мистер Шинер.
Шинер так пристально уставился на Лору, что у нее мурашки поползли по спине. Когда он наконец обрел дар речи, слова давались ему с явным трудом:
– Кхе-кхе… Добро пожаловать в Макилрой.
Пройдя дальше за социальным работником, она оглянулась и увидела, как Уилли Шинер незаметно для других положил руку на ширинку и принялся лениво массировать промежность.
Лора решила больше не оборачиваться.
Но уже позже, распаковывая свой скудный багаж, чтобы хоть как-то обжить спальню на третьем этаже, она повернулась и увидела в дверях Шинера. Девочка была одна, остальные дети или резвились на заднем дворе, или были в игровой комнате. Уилли Шинер улыбался, но отнюдь не так, как он улыбался миссис Боумен: сейчас его улыбка была холодной, хищной. Падавший на порог луч света из двух маленьких окон отражался в зеленых глазах Шинера под таким углом, что они казались серебристыми, словно затянутые катарактной пленкой глаза мертвеца.