— Спокойной ночи!
Бен, казалось, собирался еще что-то сказать, но вместо этого лишь пробормотал:
— И тебе хороших снов!
Симона поднималась по лестнице, спиной ощущая его взгляд. Ну нет! Я знаю, о чем ты мечтаешь, Бенджамин Рок. Но этому не бывать, потому что этому не бывать никогда! — сказала она себе.
Струи воды в душевой смыли с нее морскую соль и песок. Переодевшись в розовую сатиновую пижаму, Симона вытерла волосы. Вглядевшись в свое лицо в зеркале, она испытала огромное облегчение: темные тени под глазами и особая бледность кожи, появлявшиеся в определенный срок, совершенно явно свидетельствовали о том, что все идет своим чередом, а, значит, она не забеременела.
Симона проснулась в два часа ночи от острого приступа голода. Поворочавшись в постели, она, в конце концов, встала. Дом был погружен в темноту. Потихоньку пробравшись в кухню, мисс Шарне хотела включить свет, но споткнулась о корзину, оказавшуюся на полу в неожиданном месте и, задев рукой кофейник, с грохотом опрокинула его.
Тут же открылась дверь, и на пороге холла, словно судьба, появился Бенджамин — в шортах и майке. Он щелкнул выключателем и растерянно щурился, пока глаза привыкали к свету. Потом, проведя рукой по растрепанным волосам, заметил:
— А я уж совсем решил, что в дом пробрались грабители.
— Как видишь, нет, — огрызнулась Симона. Ей стало неприятно, что Бенджамин застал ее в момент оплошности. — Интересно, почему проснулся именно ты, а не Антуан?
Она открыла шкафчик и вытащила тряпку, чтобы прибраться. Сегодня мне явно не везет, мрачно подумала она.
— Антуана здесь нет, — сообщил мистер Рок и подошел ближе, чтобы помочь ей. — Он звонил, когда ты ушла спать, — беспокоился о любимой сестре. И еще сказал, что дома сегодня ночевать не будет.
— Нашел о ком беспокоиться! — проворчала Симона, опускаясь на колени и вытирая залитый пол.
— Кажется, ему спокойнее, если я рядом с тобой.
— Много он понимает в жизни!
— Симона, давай я тебе помогу, — решительно сказал Бен и отобрал у нее тряпку.
Оба опять оказались так близко — стояли на коленях буквально в нескольких дюймах друг от друга. Смутившись, она поспешно поднялась и отошла к кухонному столу.
— Кстати, ты, наверное, голодна?
— Немного. А как ты догадался? — удивилась она, усаживаясь на стул.
— Но я же видел, твой ужин остался на тарелке. Ты не съела ни кусочка. Я, впрочем, тоже… Может быть, сделать сандвичи?
— Да, это было бы неплохо, — пробормотала Симона.
Бен быстро вытер кофейную лужу, а затем ловко, как фокусник, приготовил их поздний ужин. Не успела Симона оглянуться, как на столе перед ней возникла тарелочка с двумя золотистыми, поджаристыми сандвичами с ветчиной и сыром, и ее любимая чашка с горячим чаем. Но это было уже слишком! Когда он только умудрился заметить, что она любит пить чай именно из нее?
— Для сына миллионера ты слишком хорошо приспособлен к жизни, — с нескрываемым удивлением произнесла она. — Как это тебе удалось?
Бенджамин улыбнулся и неторопливо расположился напротив.
— После стольких лет, проведенных в экспедициях, поневоле становишься универсалом.
— Ну да, ты же у нас путешественник, — вспомнила она. — А чем занимается остальная твоя родня — финансовыми операциями, спекуляциями на бирже?
— Отец и брат — да. Но свой первоначальный капитал мои предки сколотили на скотоводстве.
— Интересно, и как же твой отец отнесся к тому, что ты не пошел по его стопам?
— Крайне негативно. Впрочем, я и без того безумно раздражаю его, что бы ни сделал.
Симона с интересом посмотрела на него.
— Конфликт отцов и детей, да?
— Можно и так сказать, но это касается только меня. Мой старший брат поддержал семейные традиции и без особых колебаний устремился проторенной дорогой предков.
— А как мать относится к твоим увлечениям?
— Она приветствует любой шаг, сделанный поперек воли отца. У них то, что в бомонде называется «открытый» брак. На девяносто процентов они друг друга терпеть не могут, на десять — вынуждены общаться.
Симона взяла чашку и пригубила чай.
— Как все это… неудобно, — задумчиво проговорила она. — А просто взять да развестись им никогда не приходило в голову?
— Видишь ли, это сопряжено с определенными финансовыми потерями для каждой из сторон. Мать шантажирует его тем, что в случае развода затребует всю причитающуюся ей по договору долю имущества, а отец, знаешь ли, страшно не любит расставаться с деньгами — с центом или миллионом, все равно.