— Все эти красивые слова ничто по сравнению с твоими убеждениями! Они означают лишь то, что ты не прочь еще раз-другой переспать со мной!
— А ты — со мной! — не спуская с нее влюбленных глаз, сказал Бенджамин. — Помнишь, однажды ты это уже проделала?
— Помню, и даже слишком хорошо, — враждебно отстранилась от него Симона. — Помню, как отдалась мужчине, который видит во мне всего лишь любовницу.
— Я не мог обращаться с тобой, как с любовницей, потому что…
— Ты ни с одной из женщин не способен обращаться иначе, потому что на тебе, как бы ты ни скрывал этого, лежит печать неисцелимого одиночества! — мстительно бросила она. — Более того, только переспав с тобой начинаешь по-настоящему понимать, какой страшной трагедией будет грядущее неизбежное расставание. Так уж лучше пусть оно случится поскорей!
— Простите, пожалуйста, — вмешался в разговор странный голос со стороны, и оба они, вздрогнув от неожиданности, увидели за своей спиной на тропе двух слепых туристов. — Мы ни за что не стали бы вам мешать, но…
— Тысяча извинений, что мы перегородили вам путь! — воскликнул Бенджамин, оттащив Симону в сторону. — Дорога свободна, можете идти по маршруту дальше.
— Не правда ли, чудесный день! — с чувством сказал один из туристов, но в голосе его угадывалось некоторое смущение.
— Великолепный! — в один голос ответили Бенджамин и Симона. Они еще долго смотрели вслед осторожно ступающим слепым путникам, пока те не исчезли за высокими зарослями кустарника.
— Одно утешение, что они не смогут нас узнать, — пробормотала она. — Я почувствовала себя абсолютной дурой.
Бенджамин хмуро покосился на нее.
— Интересно, как долго они стояли и ждали?
Уловив смысл его слов, Симона залилась краской. Бенджамин усмехнулся и ущипнул ее за щеку.
— Ничего страшного, дорогая! — утешил он ее. — Ты же сама сказала, что они нас не могли видеть.
— Они могли запомнить наши голоса, — еле слышно отозвалась мисс Шарне.
— Ага, понятно! Зато мы запомнили их лица, и теперь единственная наша задача держаться от них как можно дальше.
— Не забудьте, мистер Рок, у вас сегодня вечером лекция! — с преувеличенным почтением напомнила ему Симона.
Бенджамин тихо выругался и вдруг разразился хохотом.
— Я могу говорить с акцентом! — сообщил он.
— По-моему, здесь нет ничего смешного! — сказала Симона.
— Знаешь, иногда в тебе совершенно атрофируется чувство юмора!
— Только тогда, когда попадаю в непредвиденную ситуацию! — отмахнулась она. — Твое тело…
— Сводит тебя с ума? Могу ответить тебе тем же, Симона. И я вовсе не шучу!
— Давай не будем начинать все с самого начала! — Она почувствовала, как с каждым мгновением нарастает в ней возбуждение, и вдруг испугалась, что скоро уже не сможет с ним совладать.
— Ты что-нибудь предлагаешь взамен? — спросил он, не спуская с нее насмешливого взгляда.
— Вернуться обратно, в коттедж, — резко ответила она.
— С тем, чтобы у тебя было время обдумать, чего именно ты желаешь: воевать со мной, спать со мной, делать и то, и другое одновременно или вернуться домой к Антуану, — неторопливо перечислил Бенджамин нехитрый набор предстоящих возможностей. — Дай Бог, чтобы я ошибся, но мне кажется, что от всей твоей хваленой выдержки и самообладания не останется и следа, как только мы расстанемся…
Симона дернулась, но тут же взяла себя в руки.
— Ох уж это уязвленное мужское самолюбие! — покачала она головой.
— Есть и такая вещь!
— Ты понимаешь, что ведешь себя как какой-нибудь подросток?
Бенджамин издевательски наклонил голову, не спуская с нее влажно блестевших карих глаз.
— Больше ни за что на свете не доверю тебе ни одной тайны!
— А вот это жаль! — покачал головой Бенджамин. — После сегодняшних откровений ты предстала передо мной совсем в ином свете!
— В самом невыгодном для меня, надо полагать! — в сердцах ответила Симона и решительно зашагала по тропинке.
Бенджамин догнал ее в два шага и обнял за плечи.
— Успокойся, все в полном порядке, — сказал он серьезно. — Мое уязвленное мужское самолюбие удовлетворено, и я снова держу себя в руках.
Симона молчала.
— И если на то пошло, — продолжил он, — я не вижу в твоем признании ничего смешного, а тем более — дурацкого.
— А кто издевался над тем, что я пребываю в стране фантазий?