В понедельник вечером вернулся домой Дементий трезвый, весь какой-то помятый, словно побитый пес.
Приплелся пешком из самого Скального - просить прощения.
- Не хочу тебя ни знать, ни видеть! - кричала Варька. - Зачем ты мне, бандюга такой! Иди и на глаза мне не попадайся, потому как пожалуюсь пану коменданту!
Ты у меня еще вот такими слезами заплачешь!
Хорошо зная, что никакой комендант не будет путаться в ее дела и что даже Полторак за нее не вступится, Варька еще больше свирепела и еще жарче грозила:
- Иди прочь, постылый! Не растравляй мое сердце, потому что я тебе не знаю что сделаю! Все нутро отбил, злодеюга ты, пьяница беспросыпный! Два дня ни разогнуться, ни вздохнуть не могу!
От обиды, злобы и бессилия Варька заплакала.
А Дементий не уходил. Он сидел у стола, одетый, в шапке, подперев голову кулаком, и скулил, сетуя на свою долю, клял "того котюгу" Полторака и доказывал, что сама она, Варька, виновата. Упрашивал ее, укорял, жаловался на трудную службу в полиции, чтоб хоть както разжалобить: мол, из-за каждого угла подстрелить тебя могут, как собаку, так и жди, оглядывайся, а тут дома такое творится, что свадьбы отгулять не успели, а уж...
- Убьешь тебя, - кинула Варька.
- Прочитала б, что пишут! В твоей же хате у Савки Горобца отобрали. "Молния" подписано. Оверко сам читал. Вчера на дежурстве все дочиста рассказал.
А ты спьяна с этим Полтораком и не поняла ничего!
Тут Дементий начал пересказывать с Оверковых слов листовку, особенно напирая на слова "уничтожайте оккупантов и предателей полицаев", добавив еще и от себя пострашнее подробности, чтоб разжалобить молодую жену и вызвать к себе сочувствие.
- Все теперь боятся. Вон гестаповцев в Скальное полно понаехало, чтобы эту "Молнию" ловить, да и те боятся. А что же наш брат полицай? Только и поспевай во все стороны озираться. За село страшно нос высунуть.
- А что же! Могут и убить! Это им раз плюнуть! - наконец заинтересовалась Дементьевым рассказом Варька. - Моего дядьку Софрона в восемнадцатом партизаны в селе убили. Может, помнишь, в гайдамаках был.
- А как же! Тогда еще клуня у Ступаков сгорела...
Партизаны - это такие, они могут.
- А только какие же сейчас партизаны? - засомневалась Варька. - Где они?
- Гм... Где! Все они теперь партизаны! Все как есть!
Только молчат до поры. Ходит вокруг тебя, разговаривает, а только зазевайся - тут он тебе и всадит пулю.
- Жаль, что до сих пор никто не всадил, - опомнившись и поймав себя на мирном разговоре с ненавистным мужем, криво усмехнулась Варька. - Ну, да еще всадят! Будет тебе и гром и молния! А я вот нисколечко не пожалею!
- Дура! Шлюха! - вспыхнул Кваша. - Подстилка Полторакова! А тебя они, думаешь, по головке погладят?
Не дай боже вернутся - на одной виселице висеть будем! Или, думаешь, муженек твой тебя пожалеет, как вернется? Жди! Он же первый и пристрелит!
А ведь и правда! Варька только виду не подала, а сама, услышав об этой "Молнии", испугалась не хуже самого Дементия.
Листовка, или, вернее, то, что рассказал про нее Дементий, заставила Варьку, несмотря на все ее легкомыслие, задуматься. Выходит, брехали немцы, когда говорили, что Красной Армии уже не существует, что Москва взята и войне вот-вот конец. До сих пор в пьяном угаре Варьке было просто ни к чему над этим задумываться.
И только страх принудил ее оглянуться вокруг. А что, если Красная Армия, а с нею, гляди, и муж действительно вернутся? Да что там, по всему видно, что могут вернуться!
Особенно пугали Варьку слова, которые призывали уничтожать предателей полицаев. А ведь она теперь, выходит, полицаиха, полицаева жена! (И откуда только взялся на ее несчастную голову этот пьянчуга Дементпй!) Да еще и комендантская кухарка! "Не посмотрят, что я беззащитная женщина, - жалела себя Варька, - придут - да сразу и в тюрьму! А может, пока те вернутся, тут найдутся такие, что пулю влепят! А что, разве не предупреждал меня кто-то, встретив ночью на плотине, чтобы остерегалась, чтобы звания людского не позорила... Не узнала кто - темно было. Да и не очень-то внимание обратила. Думала - Дементий защитит... Да, как же! Защитил! Наверное, печенку отбил... Ну, подожди же, собака, не забуду тебе! Ты у меня еще поскачешь!"
И уже зароились в голове мысли, ища спасения, выхода. Чтобы и сейчас хорошо было и потом не проиграть.
И этому ненавистному Дементшо так отплатить, чтоб до новых веников помнил! А то... А то хорошо бы и совсем от него отделаться. Варька так была зла на него, что, кажется, заплясала бы, если б он подох ненароком!
"Ишь, собака, наговорил тут, настращал, чтобы разжалобить, а теперь опять разбрехался! И гляди-ка, еще грозится, предупреждает, чтобы про все это никому ни звука! Боится, что выболтал, секреты ихние раскрыл!
Нет, голубчик, сам виноват. Не надо было трепаться!
Вот расскажу про тебя жандармам! Нли нет, лучше Мутцу, а он уж сам дальше... Попрошу, чтобы не говорил, откуда узнал про Квашину трепотню! Ох уж и всыплют ему, ох и отлупцуют! А то и вовсе порешат... Вот бы...
А что, если не убьют, а только выдерут, а он потом узнает, откуда это на неге?! А вот если бы и немцам, и тем, партизанам: остерегайтесь, мол, Квашп, он много знает и немцам продает... Чтобы на него, ирода, с обоих боков, чтобы никак уж не выкрутился! Вот было бы!.. Эх, знать бы, где они, эти партизаны! А рассказать есть что! Берегитесь, Кваша по следу вашему идет. Ничего вы еще не знаете, а тут уже и жандармов понаехало, чтобы "Молнию" ловить... А потом, если придется, всегда можно сказать: "А помните, вот тогда, как Савку Горобца арестовали, это ж я вас предупредила!" Вот только где их найдешь? Если бы знала, так уж нашла бы, сумела б им рассказать... Было бы тебе, Дементий, на бублики, знал бы, как беззащитную вдову обижать да мучить! Но кто же это и где мог выпускать эту "Молнию"?!"
И уж ласковее обратилась к рассвирепевшему Дементшо:
- Тю, бешеный, уже и разорался? Сам побил, а мне - и слова не молви. Еще и грозит! И без тебя страшно. Ты вот скажи лучше, что это за люди такие, чтобы тут у нас эти листовки делали?
- "Де-е-лали"! - передразнил ее Дементкй. - "Дее-лглп"! Тоже мне голова, соломою набитая. Не "делали", а как это... печатали! Печатали! Понимаешь?
- Печатали?
- Ну да! Знаешь, как в Скальном до немцев редакция газету печатала?